БЫТЬ САМИМ СОБОЙ

Быть самим собой

Анатолий Михайленко

Их книги «Волчья ягода»

Угол зренья

Художник тратит жизнь на красоту,

Меж тем, ему смеется вслед уродство.

Творца спасает вера в красоту,

А не пустая мысль о превосходстве.

- Ты заблуждаешься! – ему кричат.

И отвечает он без промедленья:

- Ошибки наши мир не очернят,

Но суть не в них, важнее угол зренья!

Двусмысленность подобную сказав,

Продолжит путь свой странный, непрактичный,

Дорогу жизни круто завязав

В невидимый для глаза ключ скрипичный.

А мы полвека или век спустя

Едва ль уразумеем, что он значит,

Художник, чей победоносный стяг

Не сзади нас, а впереди маячит?

И как же тот, который сам в себе,

И вне себя за редким исключеньем,

Не смысля ничего в своей судьбе,

Но совладал с пророческим ученьем!?

Быть самим собой

Как-нибудь дожив до сорока,

Удивишься мизерности срока,

Потому что жизнь манит пока,

А в душе светло и одиноко.

Слушая вешние колокола,

Удивляйся проискам природы.

Внешняя раскованность прошла,

Стало больше внутренней свободы.

Быть самим собой – оно верней,

Можно жить, пророком не пророча.

С каждым вдохом паузы длинней,

А слова – и реже и короче.

Надо жить

Удивительны время и местность.

Здесь избыток сюжетов и тем.

Но в изгнанье приходит известность

Мировая, и то не ко всем.

Ну а вздумаешь в чем усомниться,

Сам попробовать можешь вполне

Выжить в зоне, попасть за границу,

Стать и изгоем, но быть на коне.

Да в попытке – ни смысла, ни толку,

Годы вышли и стали в каре.

Воет ветер, а, может быть, волки, -

Надо жить, и декабрь на дворе.

В этом времени, в этом пространстве,

Знать, надежда последней умрет.

Ставим елочку в бедном убранстве,

Скоро праздник старинный придет.

* * *

А Пушкин тоже был невыездным.

Империя не цацкалась и с ним.

Хотя особой разницы не вижу,

Где прозябать – в Одессе ли, в Париже?

Вот, незадача, не был за бугром!

Да вся беда, конечно же, в другом:

На пьедестале, над толпою поднят,

Он даже русскими не всеми понят.

А если бы смогли его понять,

Друг в друга перестали бы стрелять…

И попади случайно в наш «мокрушник»,

От горя сам бы застрелился Пушкин.

Выйти замуж за мента

ВЫЙТИ ЗАМУЖ ЗА МЕНТА

Владислав КИТИК

Галина Остроухова была словно создана для земного счастья. Она имела квартиру, оставшуюсяпослеразвода как трофей, высшее образование, работу. Наконец, сохранила притягательную для мужчин внешность,Но – мужа у нее не было.Насколько это ее удручало, знала только школьная подруга.

- Вся твоя беда, Галка, что ты ни с кем не живешь, – говорила она, отпив «Мартини». – Делаешь психокорррекцию поля, всякие там тесты соискателям удачного брака… Шоковую терапию им не предлагала?

- Да, мужики теперь с проблемами, - неспешно согласилась Галина.

- Вот  именно: где их взять беспроблемных, - энергично раскрыла пальцы Шура. – Но и с такими бы пофлиртовала. Роман бы закрутила с кем-то из своихшизиков. 

- Пациентов, Шурочка, - с улыбкой поправила Галина. И вздохнула. – Отвыкла.

- Нужную квалификацию теряешь! Рыцаря ждешь? Увянешь раньше, чем  до тебя доскачет принц сиреневый.

 -  А тебе с твоим ментом хорошо? - прищурилась Галина.

- С майором! – вскинула плечи Шура.

- Он тебе конфискат приносит? – съязвила Галина, скрывая проступавшую исподволь зависть.

- Не умничай, Остроухова! Тебя уже развозит. Еще фужер за ушедшую молодость и сладких тебе иллюзий. А я к своему пошла.

Дверь закрылась. Затихли сходящие по ступеням шаги.

Галина зажгла бра и в тусклом свете почувствовала, что ей страшно одной в пустых комнатах. Привычка спать при свете не помогала. Мерещились чье-то присутствие. Она закуталась в халат и, спасаясь от ночной тишины, включила телевизор.

- .. в городе меняется картина преступности. От участившихся случаев уличного хулиганства пальма криминального первенства перешла в сферу квартирных краж... – тараторила хронику МВД белобрысая девочка в погонах.

Галина окинула взглядом дорогой интерьер:

– Шурке в этом отношении проще: к ее менту в дом не сунутся…

- … не открывайте и не впускайте незнакомых медсестер, монтеров, социальных работников. Уходя, создайте в доме видимость нахождения лиц, проживающих на данной площади, - частила представительница милицейского ведомства.

- И храните деньги в сберегательной кассе, - ехидно бросила Галина.

- …и не надо стесняться обращаться в органы, - перебил голосок девочки с телеэкрана.

Наутро Остроухова поднялась разбитой. Из зеркала на нее глянуло уставшее лицо, явно требующее реставрации:

 - Шурке надо позвонить, - подумала она.

- Считай, что помирились! - наполнялась трубка решимостью подруги.- Теперь слушай: я с моим Гороховым говорила. Надо тебя с его товарищем познакомить. Они однокашники. И тогда ни одна зараза к тебе в дом не полезет. Как план?

- Однокашник. Господи, дожила,- коснулась виска Галина. И азартно засмеялась. – А давай!

Петрухин пришел по гражданке. Пиджак неловко сидел на его плечах, привыкших к мундиру. Галстук явно жал, а цветы он преподнес неумело.

- Такими ручищами только показания выбивать и в протоколах точку ставить, - подумала Гала. И мило улыбнулась: - Проходите.

Щелкнула дверь.

- Слабоват замок-то, - заметил Петрухин.

- Санек, отставить! Ты не на службе. Ты с дамой пришел знакомиться, - начальственно сказал Горохов и по-хозяйски плюхнулся на диван. – Ну, доставай, чего принес, - подмигнул он. - У нас тут еще одни букет есть.

О столик стукнули донышки коньяка и «Букета Молдавии».

- Откуда вино? – подумала Остроухова и стала помогать Шуре расставлять посуду. –  Из-под полы в ментовском буфете брал? Или изъял у спекулянтов? У, нарушитель!

- Гой-ти-соло, - перебирал между тем Горохов корешки книг на полке. - Гой ты, сало! Расул Гамзатов – рассол Гамзатов. Еф-ре-мов. Да, был такой бандит Ефрем. Легендарный человек.

- Жулик? - не зная, как поддержать разговор, спросила Галина. И увидела одобрительный взгляд подруги: - Работай, психолог.

- Да нет, этот покруче был. А вот мошенника-лекаря мы вчера поймали. Одинокой старушке пообещал ноги вылечить, надо только, говорит, над подагрой пачкой денег помахать. Ну и маханул три тысячи, - захохотал Горохов.

- А откуда он знал, что старушка одинокая? – с любопытством спросила Галина.

- Да просто, - включился в разговор Петрухин. – Смотрит, в прихожей нет мужских вещей, тапочек большого размера или куртки. Жулики ведь тоже психологи.

- Милиционеры из розыска, наверное, тоже,- лукаво спросила она. И увидела вместо ответа утвердительную улыбку и разведенные открытые ладони:

- Стараемся.

- Ой! Как для объятий, - отметила она про себя и вдруг почувствовала, что чуть не подалась вперед. Правда, сдержалась, поправила платье, скользнув ладонью по бедру. И поспешила на кухню. При выходе она инстинктивно бросила на Александра взгляд чрез плечо.

Утром Галину разбудил звонок

- Ну что, как он тебе? Влюбилась?

- Да ты что! Я другое подумала: не купить ли мне тоже башмаки 45 размера, чтоб стояли в коридоре. Залезет грабитель, увидит и решит, что в доме мужик серьезный. И побоится.

- Ты бы еще гирю купила, чтобы вор подумал, будто у тебя муж качок.

- …Кстати, это мысль! Только туфли надо брать не в «Милане», а ношеные, - рассуждала Галина, садясь за руль. Светло-серый «Опелек» развернулся, и покатил в сторону старьевки.

Полуботинки стояли на расстеленной газете. Растоптанные, большие, как баржи, Но крепкие, словно тот, кто носил их, твердо стоял на ногах. Рядом с ними ее лодочки казались изящной миниатюркой.

- Берите, гражданочка, не пожалеете. Ваш муж в таких до Винницы сходит и назад вернется, - дохнул на нее перегаром продавец. Она невольно отвела лицо. И взгляд упал на грязную доску, которую плотно вдавила в асфальт пудовая гиря.

- А это сколько стоит?

- Замечательный подарок мужчине. Для вас - за сотню.

- С доставкой?

- А с доставкой до багажника еще на магарыч, то есть столько же! Шо: несем?

Галина раскрыла кошелек.

- Еще бы новый замок поставить, - проплыло в ее головке перед сном. И она уютно свернулась под пледом.

Между тем Петрухину не спалось. Какая женщина! Она совсем не походила на его подчиненных в юбках, ходивших строевым шагом и матюкавшихся в курилке. Шаркая тапочками по холостяцкой малометражке, он подходил к зеркалу. И с досадой отворачивался: разве такой человек ей нужен?!

Как? Как с ней еще встретиться? Под каким предлогом позвонить? При виде ее зеленых проницательных глаз он терял всю свою профессиональную уверенность. Пойти к ней на тесты? Глупо! Пожаловаться на проблемы? Нет у него проблем. Он молодой и здоровый мужик, который нравится женщинам…

- Надо ее шокировать! Только так! - определил он.

- Шура, Шурочка, - рыдала Галина в трубку. – Украли все. Драгоценности, деньги, что я отложила. Взяли даже эти дурацкие туфли и гирю. Представляешь? – унесли!

- Звони в милицию!

- Они же скажут, надо было замок хороший ставить. Спросят, кто! Искать незнакомого – безнадежно.

- Тогда звони Петрухину.

- Он трубку не берет, - глотая слезы, кричала Галина. - Куда он уехал, если он здесь нужен?

- И-ди-от! И-ди-от! – в такт словам гремел кулаком по столу Горохов. – Петрухин, это же подсудное дело. На нары захотел!

- Да не нужны мне ее безделушки. Я же только, чтобы с ней сблизиться, - бормотал Петрухин.

- А она сейчас заявит, районные приедут и конец тебе! Марш к себе. И чтоб ни шагу из кабинета.

На пороге раздался трелью звонок:

- Петрухин, родненький, помогите.

- Галочка, золотая моя, да я ради вас… да всех бандитов пересажаю, - воодушевленно выкрикивал он, сжимая в кулаке трубку. - Я ворюгу этого лично поймаю. Уши надеру. И все-все верну: и ваши деньги, и бусы, все, и кулончик с Нефертити. Галочка, не ходите никуда. Ждите меня. Я скоро. Главное: никому больше не звоните, - уже с нажимом добавил он. И, лавируя между автобусами, мопедами, иномарками помчался домой. Холодный вечерний ветерок с моря врывался в салон и остужал голову.

- Та-ак,- приговаривал он, доставая из секретера все взятое вчера днем из квартиры Галины. Деньги. Цепочку. Шкатулочку с кольцами, бусы из жемчуга. Не сразу смог поддеть пальцами изящный золотой восьмигранник со вставленным в середину барельефом древнеегипетской царицы. – Стоп! Как я мог о нем знать? Ведь когда Шура нас знакомила, на Гале были жемчужные бусы и браслетик. А кулон этот хранился у нее в стеклянной пудренице, как и у всех, между простынями в шкафу. Там же, где и доллары… – краска стыда и досады залила его аккуратно выбритые щеки.

- Эх, Сашуня, - жестко сжал зубы Петрухин. Теперь не имело смысла создавать видимость трудного детективного поиска. Он превращался в фарс, интрижку. Петрухин рывком застегнул сумку, уже не зная, с вещами или с вещественными доказательствами. И безжалостно выжал педаль газа на своих  «Жигулях».

-  Сейчас он его разыщет. Матерый ворюга вернет похищенное. Петрухин обойдется без следствия, понятых. Приставит ко лбу пистолет, да как пуганет, - Галина ходила по комнате, словно в лихорадке. – Но… но я же была тогда в жемчуге. Откуда он знает про кулон? Оп-па!

Петрухин коротко позвонил. По глазам Галины было ясно: она догадалась обо всем.

- Ну, зайдите, - пожала она плечами.

- Вот! – отрешенно протянул сумку Петрухин, даже не закрывая дверь. – Здесь все. И туфли тоже.

-  И Нефертити? – чуть насмешливо уточнила Галина.

- И она, - со вздохом кивнул Петрухин.

- Как вы могли? Как вы могли, Саша? Я же чуть с ума не сошла от волненья! А вы…вы, - она не находила слов. - Саша, что с вами?

Он и сам не знал. Его грудь сдавило, пекучая сухость перехватила горло. Он никогда не плакал – ни от боли, ни от обиды. А теперь стоял и конвульсивно подрагивал. В глазах накапливались и вываливались редкие крупные капли, текли по щекам. Потом по мягким пальцам, слегка пахнущим маникюром.

- Ради.., чтоб вас увидеть, - выдавил он из себя.

- Боже, так романтично? Вы на такое способны! Но мне не нужно, чтобы у меня пропадали вещи, - она отвела ладонь от его лица. - Да не держите вы эту гирю. Поставьте ее. Ну, хоть сюда! И как же вы вошли в дом?

- Нас учили. Был факультатив, как замки открывать. – И перед глазами вдруг встала картина учебки, вечный прапорщик Макар:

- Мусорки молоденькие, опера хреновые, будете меня и в спальне вспоминать. Итак, отрабатываем до состояния рефлекса: перед вами противник – фас!

- Фас, - скомандовал себе Петрухин, обретая сознание.

- Что? – робко удивилась Галина.

- Вас, только вас, - сработал навык мгновенной реакции на обстановку. И на одном дыхании он выпалил сотни раз повторенную в мыслях фразу, - Галочка, только вас я хочу видеть своей женой.

- О-о-о, - прикрыв веки, простонала она, уже не отстраняясь от него. В тишине стенные часы тикали, как мина.

- Глаза светлые – искренен. Широко поставлены – активен. Большие кисти – добр, - в такт маятнику внутренний голос машинально отбивал акценты диагностики.– Проклятый профессионализм, - подумала она. И потянула чувственно, - Саша.

Он ждал.

- Крупный подбородок – целеустремлен. Предприимчив. Склонен к риску. Нос гармоничен – честен. А рост!- с ним можно надевать высокие каблуки. А то есть новые босоножки, а так и лежат.

- Это ты действительно ради меня? - уточнила она для верности.

- Да, - он сухо глотнул.

Умение слушать всегда превосходило у Галины умение говорить. Но теперь… Что сказать? Она ткнулась ему носом у ухо:

 – Я уже и туфли для тебя купила. 45-й подходит?

- Немного жмут…

- Подожди, подожди, не так сразу, - задыхаясь, зашептала Галина. - Ты хоть дверь закрой.

- Ах, Галиночка, теперь сюда никто не войдет, - восторженно дал Петрухин первое обещание.

Замок щелкнул. Дверь заслонила от мира тайну двоих людей.

Теперь Петрухины и Гороховы любят вспоминать столь необычный способ предложения руки. Впрочем, каждый и так все знает друг о друге, когда дружат семьями.

ИМРОВИЗАЦИИ

ИМПРОВИЗАЦИИ

Анатолий Михайленко

книги «Волчья ягода»

Импровизации

1

Вечеря удалась на славу!

Ты шел в ночи, не чуя ног,

И напоролся на облаву,

И был посажен в «воронок».

А там – путь в медвытрезвитель,

И раздеванье до трусов…

На хозрасчете все, Учитель!

И крепок на двери засов.

Тебя еще – за что, я знаю! –

И предадут и продадут,

В толпе камнями забросают

И учинят неправы суд.

Не удивляйся, много хамов!

Куда же денутся они,

Когда в округе вместо храмов

Лишь вытрезвители одни!

2

Сместились и даты и сроки,

И небыль, и гнусная быль,

Отрыв нам былого пороки

И взросший на них чернобыль.

И словно махорки осьмушку

На ветер под веки занес,

Шепнув, что вчера из «психушки»

Вернулся к народу Христос.

В державе тотального сыска

На данный эпохой момент

Он шел по негласному списку

Как первый в стране диссидент.

Испив этой участи горькой,

Он смотрит, судьбу не кляня,

Как жизнь, поплутав по задворкам,

Выходит на круги своя.

3

Их голоса порою глушат

Сверчки – хромые дети тьмы, -

Но вот кого и что нам слушать,

Решают не они, а мы!

Да и тогда, в былое время, -

Как перед веком не темни!  -

Мы оставались все же с теми,

Кто долго пребывал в тени.

И вот -  ни капельки порока,

И преступленья – ни на грош.

Есть в людях что-то выше рока,

Но человек уж тем хорош,

Что промолчал, когда свистели,

И немоту в кулак зажал,

Когда булыжники летели

В того, кто у стены стоял!

СОФIЗМИ

СОФІЗМИ

Анатолій Михайленко

З книги «Спроба втечі»

         Софізми

                  Юрію Голованову

                  зі щирими почуттями

  1

Думки в голос –

Це слова сказані всує…

О, Господи! І про цевже

Колись було кимось сказано.

Повтори. Самі повтори…

Що б ще і за ким повторити?

2

Історія –

Що той кур^,єрський потяг:

Неможливо направити іншим шляхом,

Проте легко потрапити під колеса.

Але це, напевне, не кращий спосіб

Залишити свій слід на колії часу,

Якщо тільки немає палкого бажання

На зло усім – наслідити, незважаючи,

Де, коли і яким чином.

3

На тлі епохи,

Яку величають перехідною,

Та ще й нетвердою ходою,

Невпевненність переростає в звичку,

Або у в^,ялотекучу хворобу,

Бо,  зустрічаючи гарну жінку,

І пропускаючи її через себе,

Відкладаєш кохання на потім –

Але не тому, що не можеш,

А тому, щобоїщся.

4

       «Мужчины и женщины –

        разные животные»

              Анастасия Вертинская

Брись, рись!

Відпусти, відійди,

Сховай свої зубки і кіхті!

Нарешті згорнулась в калачик.

Заснула? Не спить і впівока

За жертвою стежить, хижачка:

- Куди ж ти втечеш, травоїдний? –

Муркоче, замріявшись, Мурка.

Домашній, та все – таки -

Звір!

5

Найкраще,

Що з нами станеться –

Це  поступове і незворотнє перетворення

В малекули, атоми, тіні, фантоми,

Що врешті решт для філософа і мудреця

Є гарним приводом для оптимізму

І якоюсь надією на вічне життя,

Але на те вже воля і справа Творця –

Яку і для кого знайти відповідну матрицю?

6

Хвороби бувають

Важкі і не дуже.

Скажім, графоманство – болячка довічна.

Її лікувати, що вправити душу, -

Напевне, можливо, та тільки клінічно.

А нам би доречно згадати натомість

Величного графа і Лева Толстого:

Коли його вже залишала свідомість,

Рука ще, тремтячи, виводила слово.

Тремтіла, бо щось дописати хотіла.

І вже не важливо – чи зліва направо,

Чи справа наліво.

                               Грудень 2002 р.

Еще есть время...

Еще есть время…

Анатолий Михайленко

Из книги «Волчья ягода»  (1997 г.)

                                                                   

  

                 * * *

               

 Удалось нам наше плаванье,

Получилось как стихи.

Удалось – и это главное –

В две судьбы да вдоль реки!

Где вода взбугрилась веслами –

Там зажегся звездный свет.

Мы друг другу были посланы,

Чтоб оставить этот след.

                    Женщина уходит

Женщина уходит,

Как уходит время года.

Навсегда. Бесповоротно. И не удержать.

Думаешь, все может повториться,

                                                          и погода

Будет солнцем баловать?

Придется долго ждать!

Женщина уходит, но уйти никак

                                                       не может.

Вышла за порог, на улицу, совсем ушла,

Год который не висит ее пальто

                                                      в прихожей,

Будто в этом доме никогда и не жила…

Так оно случается. И правильно все

                                                            вроде.

И не надо пересудов долгих и суда.

Но когда-нибудь очнешься: женщина

                                                        уходит?

Да, уходит. Насовсем –

Не сможет

Ни-ко-гда!

        Прощание с весной

Цвели каштаны три недели кряду,

И вот привыкнув к белому наряду,

Мне почему-то жаль прощаться с ним,

Как будто эту зряшную утрату

Не заменю уже ничем другим.

Она иных не выше и не ближе,

Из-за нее я из ума не выжил, -

Она не то, что милую терять, -

А отчего ожог на сердце вышел,

Нам предстоит еще понять.

Нам предстоит…  А, может, предстояло?

Все, что цвело, со временем увяло,

Отполыхало в свой короткий срок.

И разве ты другого ожидала,

За лепестком срывая лепесток?

Меж тем, без шума и оваций

Вокруг затеплились цветы акаций,

И душу взволновал их аромат,

Предвосхищая – а куда деваться? –

Еще одну из мыслимых утрат.

И он все длиться, ясный путь познанья,

Ему цена в итоге – расставанье,

Потеря навсегда и всех и вся.

Но в нас присутствует сознанье,

Что по-другому жить нельзя.

Так почему же – холодок по коже,

А в сердце трепет позабытый ожил

И вновь по-новому звучат слова?

Весна кончается, а все, все же

Надежда есть, и в этом ты права!

                      

                      * * *

В густейшей вязи влажных веток

Завяз июль, завязло лето,

И небо дышит горячо,

И мы идем к плечу плечо

На расстоянии предельном

По двум дорогам параллельным,

Чтобы две в одну объединить

И в мире долго-долго жить.

А время – на исходе века:

Нетрудно встреть человека,

Но в страшной сутолоке дней

Соединиться с ним трудней.

Но это все пойму я после,

Ну а пока без всякой пользы

Веду твоим веснушкам счет,

Как звездам первый звездочет.

Еще есть время длиться сказке

И рано думать о развязке,

Легко касаются еще

Мое плечо – твое плечо.

Берег Ольвии

      БЕРЕГ ОЛЬВИИ

Владислав Китик       

    Я уже презентовал стихи Владислава Китика в одной из рубрик «Сегодня у меня в гостях…» И вот появился новый повод познакомить читателей с творчеством этого автора. Дело в том, поэт стал дипломантом одного из престижных в Одессе литературных конкурсов  - имени К. Паустовского. С чем его и поздравляю.

«Вице-президент Всемирного клуба одесситов Евгений Голубовский признался, что перечитал новый сборник Китика дважды. Побудила его к этому неподдельная искренность автора и притягательность его философско-ироничного взгляда на жизнь. Именно это, по мнению Евгения Михайловича, и привлечет читателей», - писала рецензент Светлана Комиссаренко в отчете о поэтическом вечере Владислава Китика во Всемирном клубе одесситов, который был посвящен его новой книге «Мечты и очевидность».

           БЕРЕГ ОЛЬВИИ

                              

                            1

…Лишь в будущее птицы улетают.

Здесь на замшелых от веков камнях

Я, как авгур, внимательно читаю

Их клинопись на серых облаках.

Штрихи небесной графики невнятно

Передают: мы только визави.

Вернутся!..

Но я не хочу обратно,

Где я оставил призраки любви,

Где примыкал к спасительной системе

Всегда спешить на старые места

И догонять упущенное время.

Но так понятна птичья суета

Перед отлетом с теплых крыш и веток,

Чтобы на память осень сберегла

И этот круг прощанья напоследок,

И знак прощенья в росчерке крыла.

                  2

Эллада, верная Богам,

Дерзаний гордые примеры.

Стремятся к светлым берегам

Голубоглазые галеры.

Кто выводил густой сурьмой

Им веки тонкие и брови,

Взгляд обратив душой немой

На зов покинутой любови?

Пускай их солью жжет волна,

Пускай не смеют сном забыться! -

Им будущего даль видна

Сквозь серебристые ресницы.

Там трудной родины огни,

Где их, наверно, ждать устали.

И краска блекла их. И дни

Зарею паруса латали.

Но вот форштевень тяжело

В песок уткнется – путь закончен.

Поднимет мокрое весло

И скобами закрепит кормчий.

И глухо выдохнет: «Земля!».

И так свободно вскинет руки,

Как будто легче без руля…

Как будто кончились разлуки…

                        3

Был вечер тих, как утки в камышах,

Седое солнце на воду садилось,

И грузно в даль на медленных волах

Арба былого времени катилась.

По склонам травяным скользил Зефир.

Текла жара к источнику.

Соленой

Казалась влага, словно козий сыр.

Шуршал песок гекзаметром зеленым.

Здесь эллинским язычеством земля,

Отвагой скифов, варварским наитьем

Возлюблена.

И каждый раз с ноля

Нечестно начинать отсчет событий.

Не здесь ли прежде длилась жизнь моя

Под перелив античных песнопений?

Здесь храм стоял. Молочная струя

Переполняла чашу.

В изумленье

Я узнаю и хлебный дух, и дом,

И скрип арбы, дорогой увлеченной,

И слово, что однажды на чужом

Наречье было мной произнесенным.

Я снова слышу: всех забот земных

Трудней не то, что прошлое забудешь, -

Простить, но не усопших, а живых,

И полюбить, но тех, кого не любишь.

                4.  КУВШИН

Словно глину меня обожгут,

Вставят в ряд сочетаний и мерок.

Как вместилище жизни – сосуд

В самый раз: ни глубок и не мелок.

Я кувшин, я боюсь пустоты,

Ни порожним, ни праздным я не был,

Изольюсь - и в меня с высоты

Заструится воронкою небо.

Кровь моя, молоко и вино

Оболочке доверят приметы.

Воспримите с землей заодно

То, что с вами меня уже нету,

Соберите  мои черепки,

Сочлените шершавые грани.

Вам из них ни одна не поранит

По излому проведшей руки.

Из книги "Волчья ягода"

Анатолий Михайленко

ИЗ КНИГИ «ВОЛЧЬЯ ЯГОДА» ( 1997 г.)

              Год белой лошади

И впрямь пришлось названье году

По всем статьям, иначе как

Понять, что вдруг саму природу

Как бы спустили с поводка?

Не по желанью протопопов

От лженаук, круша стандарт,

По январю стремглав протопав,

Вошла без передыха в март!

Февраль в хвосте недолго плелся

Заикой, проглотившим крик,

Да так и сгинул в безголосье

В один, как говориться, миг.

Но праздник жизни не нарушен,

Не прерван ход ночей и дней,

Из ипподромовских конюшен

Приводят в город лошадей.

И звон копыт дробит на части

Застой и сумерки жилья,

И возвращаются отчасти

Любовь и молодость твоя.

А то, что привели в упадок

Страну и рубят на корню,

Уже и объяснять не надо

Ни человеку, ни коню.

                    Весна 1990 г.

                     *  *  *

     Мои друзья в кругу застолья

Который год ведут свой спор.

Они из времени застоя,

Не будь им сказано в укор.

Их молодые души выжгли,

Прошлись бульдозером по ним,

Все их талантливые мысли

Разнес по сейфам аноним.

И так остались на примете,

Страну не предав, как жену,

Но вот в каком поймут столетье

Их правоту или вину?

                    *  *  *

Всюду есть друзья, приятели,

Среди них – враги-предатели.

Эта подленькая братия

Вызывает антипатию.

Можно «братьев» не учитывать,

Но приходится почитывать,

Потому что в информаторы

Записались литераторы.

И виной тому не брак пера –

Это качество характера.

Добровольное стукачество

Отвратительное качество.

        

     

Возвращение из небытия

Те, кого в намордниках ввели

                                          в литературу,

Славно потрудились,

                               написали горы книг.

Славно потрудились!

                              Все пошло в макулатуру,

А оставшееся в топку

                                      бросил истопник.

Тех, кому издатель прочил

                                    мор и неизвестность,

Тех, кого собратья били

                                     с радостью под дых,

Возвратила к жизни всех

                                   изящная словесность,

Не смогла, осиротевши,

                                          обойтись без них.