YESTERDAY...

              С президентом на брудершафт

Юний Чурвень прибыл в Киев утренним поездом, быстро отыскал гостиницу «Президент–Отель» — ее адрес был указан на бланке официального приглашения. Поднялся в двухместном номере, куда его поселили. Там молодой человек, по виду юноша, раскладывал свои вещи.

— Эмиль, Эмиль Черныш из Винницы, — представился он, улыбнувшись, и протянул руку.

— Юний, — сказал Червень, пожимая руку, и думая о том, что парня с таким открытым лицом и бесхитростной улыбкой можно не опасаться.

— Это шутка? — спросил винничанин.

— В смысле? — спросил в свою очередь он.

— В смысле имени.

— Мои родители историки, зациклились на античности. А я теперь отдуваюсь за их любовь к Древнему Риму, — пояснил Юний.

— А вот мои, видать, почитали Пугачева.

— Что, тоже историки?!

— Нет! Они просто назвали меня его именем — Емельян. А Эмиль — это я уже сам придумал.

Приведя себя в порядок, они спустились в гостиничный холл. Там десятка три журналистов, представлявших украинскую региональную прессу, обступили невысокую брюнетку в сером деловом костюме, белой блузке и черным кокетливым бантиком на шее вместо галстука, и в туфлях на высоком каблуке. «Еще одна жертва моды!» — подумал Червень, увидев, как девушка балансирует на «шпильках», пытаясь устоять на ногах.

— Вот таким только и доверяют, что сопровождать журналистов и раздавать им персональные «бейджики», — сказал он.

— Зато она «в свите» Президента! — поддержал его Эмиль.

К одиннадцати часом вся «журналистская рать» автобусами прибыла на Европейскую площадь. Высадившись у Крещатого парка, по подземному переходу перешли на другую сторону площади, поднялись бетонными ступенями к «Украинскому Дому», где должна была состояться пресс–конференция Президента.

После обычной в таких случаях процедуры: регистрации, проверки паспортных данных, досмотра диктофонов, фотоаппаратов, видеоаппаратуры, выворачивания наизнанку карманов перед придирчивой охраной, прохождения сквозь рамку металлоискателя, — все, наконец, оказались в фойе здания.

Президент задерживался. Охрана нервничала. Проголодавшиеся «акулы пера» выстроились в очередь у буфетной стойки, намереваясь наскоро перекусить бутербродами, выпить чашку кофе или чаю. Воспользовавшись возникшей паузой, Червень спустился на нулевой этаж покурить. А когда вернулся, обстановка уже была другой, наэлектризованной что ли. Не хватало только искр, проскакивающих между собравшимися людьми.

— Как перед вторым пришествием! — сыронизировал Эмиль. И в ответ отозвалось как эхом: «Едет! Едет!..»

Журналистов попросили пройти в зрительный зал, занять места, приготовится. Несколько минут спустя, из–за голубых кулис на сцену вышли трое: женщина и двое мужчин. Один из них коренастый, выше среднего роста, в сером, как легированная сталь, костюме, сорочке цвета морской волны и неброском галстуке в тон костюму. В наступившей тишине что–то щелкнуло, и усиленный репродуктором мужской голос объявил: «Президент Петр Павлович Могила!» — И все, находившиеся в зале, встали, приветствия его.

Червень с Эмилем сидели во втором ряду под небольшим углом к центральной оси сцены. С этого места можно было хорошо рассмотреть гаранта: крупная голова, посаженная на короткую шею, широкие плечи атлета; редкие рыжеватые волосы, виртуозно причесаны так, чтобы скрыть лысину; загорелое морщинистое, словно пожеванное, лицо; под тяжелыми верхними веками небольшие глаза цвета медного купороса. Такого встретишь на Бессарабке и пройдешь мимо, не оборачиваясь. Однако первые впечатления — обманчивы, простота — кажущаяся.

Включив диктофон на запись, Червень вспоминал, когда и при каких обстоятельства, он встречался с Президентом, вернее, тогда еще претендентом на этот высший государственный пост, впервые. Это было осенью девяносто третьего. Экономический коллапс поставил на грань существования независимости страны и выстраданной веками украинской государственности. Первыми тогда начали бузить шахтеры Донбасса, объявив бессрочную забастовку, требуя немедленной выплаты заработной платы. Беспомощная Верховная Рада, не дожидаясь худшего, удовлетворила их требования и в спешном порядке приняла закон о проведении досрочных парламентских и президентских выборов.

Тогда–то и вышел из тени на большую политическую орбиту Петр Могила, к этому времени уже успевший побывать премьер–министром и народным депутатом. Его кандидатуру поддержал национальный клуб промышленников и предпринимателей, организовав ему деловые встречи с директорским корпусом в крупных индустриальных центрах страны. В Одессе такая встреча состоялась на НПО «Холодмаш», практически при закрытых дверях, кулуарно. И понятно, почему: область и город были в руках креатуры действующего главы государства.

 У Могилы не было ораторского таланта. Выражался он скупо, но доходчиво.

— Я точно знаю: страну мы просрали, — с ходу, не раскачиваясь, заявил он, приятно удивив присутствующих своей простой, без выкрутасов, речью. И продолжил: — Но я верю, что мы ее сможем возродить, если восстановим управляемость, производственный потенциал, товарно–денежные отношения и откажемся от захлестнувшего нас бартера…

Предвыборная программа кандидата была близка и понятна представителями местного директорского корпуса. Особенно грела их души та ее часть, в которой говорилось об увеличении объемов государственного финансирования научно–технической сферы, высокотехнологичных отраслей и стратегических предприятий, номинальными хозяевами которых они уже себя чувствовали. Кроме того, в претенденте их подкупало и то, что он, как и они, прошел испытание суровой советской партийно–административной системой, и ассоциировался в их сознании с образом крепкого хозяйственника былых времен. И что самое главное, каждый из них уже просчитывал свои выгоды от того, что у руля государства станет не какой–нибудь политикан, а человек их круга.

Взобравшись на вершину властной пирамиды, Могила неожиданно для многих обнаружил скрываемые до поры до времени, качества. Первое и главное что ему удалось, так это переигрывать в «судьбоносных» вопросах законодательное собрание. Используя межпартийные и внутрипартийные разногласия, он нередко добивался своего. Достаточно сказать, что именно с согласия депутатов он менял премьер–министров «как изношенные перчатки». При этом все провалы в экономике и в социальной сфере вменялись в вину им, принесенным в жертву.

Однако чтобы не говорили, с приходом Могилы к власти в стране наметилась определенная стабильность. В то же время в государственном строительстве, как полагал Червень, Могила и его команда долго не «мудрствовали лукаво», пошли в кильватере северного соседа. Проводимые реформы оказались половинчатыми и не принесли ожидаемых результатов. Внутренний спрос на товары широкого потребления удовлетворялся в основном за счет импорта. Малый и средний бизнес оказался зажатым в тисках государственного и бандитского «рэкета» и переломить ситуацию был не в состоянии. А зарождавшийся крупный отечественный капитал на глазах приобретал монопольно–олигархические черты. Все это вместе взятое, плюс повсеместные коррупция и мздоимство определили лицо и судьбу страны на многие годы вперед…

Отогнав от себя воспоминания, Червень прислушался, о чем говорит Президент со сцены «Украинского дома». А тот вещал о свободном рынке, предстоящей административной и политической реформах, перспективах европейской интеграции. Говоря невнятно, с запинками, Могила разводил руками, создавая воздушные пузыри, и широкими жестами отправлял их в зал, внимавшим ему журналистам. На самых важных моментах он акцентировал их внимание поднятым вверх указательным пальцем.

«Интересно, верит ли сам Президент в то, о чем он сейчас говорит? — думал Червень, по журналистской привычке сомневаясь во всем, кто бы и о чем ему не говорил. — Скорее всего, не верит, решил он, но хочет, чтобы поверили ему мы и те, кто будет читать наши отчеты, опубликованные в газетах и на телевидении. Таким нехитрым, но действенным, способом он пытается внедрить в сознание широких масс украинцев мысль, что второй срок его президентства неизбежен, потому что это отвечает ожиданиям большинства!..»

— Смотри, коллеги пошли «в атаку», — сказал ему, сдерживая улыбку Эмиль.

Червень оглянулся: журналисты выстроились в очередь к микрофонам, установленным в зале, задавали вопросы — их заранее отпечатали на узких бумажных полосках и роздали им накануне,  — и Президент уверенно отвечал на них, многозначительно улыбаясь, мол, спрашивайте, я все равно не удовлетворю вашего любопытства…

— Ты заметил, Президент поменял риторику, — сказал Эмиль, когда после пресс–конференции они пришли в свой гостиничный номер.

— Ты имеешь в виду его заявления о свободном рынке и предстоящей административной и политической реформах? — переспросил Червень.

— А также о перспективах европейской интеграции, — уточнил коллега.

— Думаю, это его запоздалая реакция на все усилившиеся имперские тенденции северного соседа. В Москве до сих пор не могут смириться с тем, что Украина ушла в свободное плавание, минуя Красную площадь. Он, по всей видимости, осознал, наконец, какая опасность исходит оттуда и пытается заигрывать с западом.

— Ты не понимаешь, — сказал Эмиль. — Он намерен баллотироваться на второй срок.

— Ну и что? Он имеет на это полное право.

— Это рискованная, опасная затея.

— Для кого?

— Для него и для всех нас.

— Почему?

— Да потому, что «вождей» у нас терпят только один срок, а на втором — их предают. Притом, с потрохами.

— Ты что–то мутишь, Миля! Кто его собирается предавать?

— Да те же олигархи и предадут и продадут! Причем, с потрохами…

— А я думаю, что сегодня у него позиции сильнее, чем в первый раз. Он удачно выстроил президентскую властную вертикаль. А тот же «олигархат», как ты выразился, будет его поддерживать всеми имеющимися у него средствами.

— Почему?

— Да, потому что сегодня они нужны друг другу как никогда! — сказал Червень.

Эмиль задумался. А Юний спросил его:

— Не хочешь прошвырнуться по городу?

— Чего я там не видел? Лучше поваляюсь в кровати, газеты почитаю, — ответил коллега.

— А я схожу, разомнусь, — сказал Червень.

Проехав пару остановок троллейбусом до Бессарабского рынка, Червень вышел. Прошелся Крещатиком до Прорезной улицы, поднялся на один или на два квартала выше и зашел в первое попавшееся кафе. К нему сразу же подошла официантка. И он заказал коньяк и черный кофе.

«Неисповедимы пути журналиста! Только позавчера ты беседовал с фермером Ткаченко о перспективах животноводства, пробовал на упругость вымя телок красно–степной породы. А сегодня вот сидишь в столичном кафе, кайфуешь, пялишься на пробегающих мимо молодых киевлянок…» — размышлял Юний Червень. Захмелев, он представлял себе поочередно то скотный двор фермерского хозяйства над Тилигульским лиманом, то «Украинский дом» на высоком берегу Днепра, где состоялась сегодняшняя встреча с Президентом…

— Вставай, Червень, вставай, нас ждут великие дела! — говорил не без иронии Эмиль, тормоша его утром следующего дня.

— Иди ты к черту, — сказал Юний, отбрыкиваясь. — И вообще, ничего такого не было и не могло быть.

— Чего не было? — спросил удивленный коллега.

— Да вот приснилось, что я пью с Президентом на брудершафт, — сказал Юний, смущенно улыбаясь.

— Пить надо было меньше вчера, — сказал Эмиль. И продолжил: — А вставать действительно пора. На сегодня для нас запланировано несколько интересных встреч, в том числе с представителями Комитета рыбного хозяйств Украины.

— О, это дело! — встрепенулся Юний. — Ибо рыба, как и шлюхи, отплыла к турецким берегам…

К обеду официальная программа пребывания представителей региональных СМИ в столице была исчерпана. Журналисты уже настроились было провести остаток дня в свое удовольствие, когда девушка, сопровождавшая их к «Украинскому дому», объявила:

 — Коллеги! Через час в ресторане состоится прощальный банкет. На нем, возможно, будет сам Президент. Просьба не опаздывать!

Когда Юний с Эмилем пришли в ресторан, пир уже «шел горой» — к журналистам из провинций присоединились столичные коллеги. Причем их было раза в два больше, чем первых.

— Вероятно, носом чуют, где можно «на халяву» выпить и закусить! — сказал Эмиль.

— У них есть надежная сеть информаторов, в том числе в Администрации Президента, — пошутил Червень.

Не найдя лучшего места, они сели за стол у самого выхода, где уже закусывали ребята из Донецка. На эстраде играл оркестр. Певица исполняла песню о киевских каштанах. В былые годы этот украинский шлягер часто звучал в исполнении Юлии Пашковской по центральному радио, и сейчас Червень слушал его со щемящим чувством ностальгии: «Каштаны падають на брук: Тук–тук, тук–тук, тук–тук, тук–тук…»

Внезапно музыка оборвалась — приехал Президент! Киевские коллеги по праву хозяев пригласили его за один из своих столов. Гарант, подняв рюмку, произнес тост. О чем он говорил, им не было слышно. Да и это было неважно. Снова заиграл оркестр, и Президент неожиданно для многих присутствующих закружил в вальсе одну из журналисток. Потом он танцевал еще и еще, выбирая самих симпатичных девушек.

— Вот это по–нашему! — сказал Юний. Ему понравилось, что Могила ведет себя так непринужденно, по–свойски.

— За Президента! — провозгласил тост один из донецких журналистов. И вчетвером они выпили «Старокиевской» водки, закусив «ножками Буша».

— Ну, я пошел, — сказал захмелевший Червень, и встал из–за стола.

— Куда это ты собрался? — насторожился Эмиль.

— Пойду…., выпью…. с Президентом…. на брудершафт.

— Никуда ты не пойдешь! — попытался остановить его коллега.

— Не дрейф, Пугачев! — сказал тот с серьезным видом. И с рюмкой в руке направился через весь зал к эстраде, где Могила в окружении телохранителей и журналисток, аккомпанируя себе на гитаре, исполнял хорошо поставленным голосом битловский хит «Yesterday»: «All my proublems seemed so far away Now it looks as though they're here to stay…»[1]

---

[1] «Вчера все мои проблемы казались такими далекими,

А сегодня я не представляю своей жизни без них…