Одесса - Марсель...

                                ОДЕССА - МАРСЕЛЬ. И ОБРАТНО…

                                                 (Фрагмент)

...Не дождавшись миллиона баксов от Веры Мэйсон, я, что называется, сподобился учредить небольшое частное предприятие. А через год мы с компаньоном, поляком Тадеушем Брыльски, зарегистрировали совместное предприятие по производству рапсового масла и начали поставлять его в Европу, получая неплохой доход. Долларовым миллионером я пока не стал, а сколько заработал гривень и евро, не скажу. Это коммерческая тайна…

Единственное, что тяготило меня — так это та самая ответственность, которую я так не люблю. Чтобы удержать наплаву предприятие, минимизировать налоги, откупиться от фискальных и проверяющих служб, платить рабочим зарплату «ишачить» приходится по двенадцать–шестнадцать часов в сутки — хуже, чем узбек на хлопковой плантации. И конца и края этому не видать! Поэтому иногда меня посещает мысль: «А не лучше ли было мне остаться супервайзером!? Зарплата небольшая, зато аппетит отменный и сон хороший!»

Но это легко говорить. За время моего предпринимательства у меня не только привычки поменялись, но и вкус к жизни изменился, стал более изысканным, что ли. Как говорится, хорошему ты учишься по–хорошему, и от хорошего только хорошеешь.

Взять хотя бы нашу последнюю корпоративную вечеринку. Приурочили мы ее к началу уборки ранних сортов рапса и предстоящего Дня конституции. Все у нас было как у людей, по высшему разряду: отменная выпивка, изысканная еда, девочки–красавицы из лучшего эскортного агентства. А на десерт — певица: губы — как вареники с вишней, голос — у мертвого встанет. «К черту любовь…» — пела она задушевно. А в финале завопила как недорезанная «А я хочу домой!» Тадеуш, у которого, видать, крыша поехала от пения и экстерьера этой певицы, увез–таки ее куда–то. Куда, не знаю, но сомневаюсь, что домой.

Ну, разве такое забывается, разве от такого отказываются?

Я вернулся домой под утро, бросил кости на водяной матрас и уснул без задних ног. Проснулся около двенадцати, принял душ, опохмелился немецким пивом Zidert, не спеша перекусил английской ветчиной с испанскими оливками. И вышел из дому размяться. Пройдусь, думаю, на «Староконный» — это наш одесский «блошиный рынок», говорят, в европейском рейтинге ему подобных он занимает восьмую строку.

Товары, которыми торгуют на рынке местные негоцианты, отражает всю тщету и суетность человеческого бытия с компартийной подоплекой и отрыжкой советского быта. Вот, например, один местный чудак уже лет пятнадцать кряду на углу улиц Колонтаевской — Серова выставляет на продажу огромный портрет Фридриха Энгельса.

— Сколько просишь за портрет? — поинтересовался я как–то у него.

— Пятнадцать, — сказал он пренебрежительно, не увидев во мне потенциального покупателя.

— Гривень?

— Тыщ! — сказал он, и, смачно плюнув на асфальт, растер плевок подошвой сапога.

— Ты что, со Слободки сбежал?! — взъярился я.

— Так он же не один! — сказал, гордо выпятив грудь, хозяин шедевра. — Их трое…

— А это кто еще такие? Не те ли, что в старые добрые времена «соображали на троих»? — спросил я, заинтригованный.

— Ты что, не знаешь эту троицу?! — выпучил он не меня разноцветные глаза — один карий, другой зеленый с яичной желтизной, убедив меня этим, что он, точно, не совсем нормальный. — Да это же Карл Маркс, Фридрих Энгельс и Владимир Ленин. Основоположники научного коммунизма и марксизма–ленинизма…

— Что ж ты выставил только одного Энгельса?!

— Конспирация, понимаешь! — признался он. — Фридриха мало кто знает в лицо. А тех двоих сразу узнают, могут морду начистить и портреты, не дай бог, порезать…

Вообще–то я живописью не интересуюсь. Я коллекционирую блесны, в основном из серебра высшей пробы, хотя такие блесна для рыбалки не годятся. Да я, собственно, ее, эту рыбалку, терпеть не могу. Вот и в тот раз я шел на «староконку», чтобы прикупить по случаю еще одну-две оригинальных блесны для пополнения своей коллекции. Надо же чем–то выделяться в своей среде!

На снимке: уголок одесского "Староконного" рынка
Фото А. Михайленко