Прогулки провинциала

                                                    -1-    

    Кто хоть раз побывал в этом приморском городе, оказывался его добровольным и счастливым пленником. Сергей влюбился в него заочно, посмотрев кинофильм «Матрос с «Кометы», в котором за кадром Георг Отс исполнял трогательную до слез, песню:

                                           Самое синее в мире

                                           Черное море мое…

…Когда ясным июльским утром Сергей сошел с поезда «Львов – Одесса», асфальт перрона еще был влажным от осевшей на него утренней росы и матово светился, отражая лазоревые небеса. Сотни галок, как облако сажи, взмыли над кровлями привокзальных кварталов. Оглашая округу истошными криками, крылатая армада взяла курс на ближайшую загородную свалку утолять голод тем, что оставил ей от своих щедрот человек.

   Сдав в камеру хранения фибровый чемодан, Сергей вышел на привокзальную площадь. Спросив у прохожих, как быстрее проехать к морю, сел в трамвай пятого маршрута. Несмотря на ранний час, вагон был переполнен отдыхающими. Мужчины, женщины и даже дети казались озабоченными, словно им предстоял не отдых у моря, а участие в каком-то таинстве, требующем от них высокого напряжения ума и нервов. Такое настроение людей можно было понять: многие из них приехали сюда за тысячи километров, поэтому каждый потраченный ими рубль должен был окупиться сполна – морем, воздухом, красотой южного побережья.

Нечто подобное ощущал и Сергей, нетерпеливо шагавший широкой, утопающей в зелени аллеей. Первое, что его поразило, были пальмы с волосатыми чешуйчатыми стволами кофейного окраса, стоявшие посреди цветочных клумб. Их ветви с жесткими темно-зелеными узкими остроконечными листьями, похожими на перья какой-то экзотической птицы, слегка шевелились под дуновением легкого ветерка.

  Пройдя еще немного, он увидел огромное бирюзовое нечто, неудержимо движущееся к берегу и, в то же время, остающееся на месте. По мере приближения к нему оно разворачивалось вдоль и вширь к горизонту, образуя огромную линзу, вбиравшую в себя и отражавшую лучи восходящего солнца.

– Море, Море! – произнес он пересохшими от волнения губами.

Подойдя к урезу воды, Сергей присел на теплый, цвета потемневшей бронзы пористый камень и, не отрываясь, стал смотреть на переливающиеся перламутром волны. Они ластились у его ног, щекотали пузырчатой пеной ступни и щиколотки, на какой-то миг отходили, чтобы сразу вернуться назад.

Раздевшись, он вышел на бетонный пирс. Здесь вода была прозрачной и изумрудной. Сквозь ее толщу просматривались песчаное дно в солнечных бликах, рыжие камни, зеленые водоросли, колеблющиеся в ритме волн. Мальки, словно иглы в руках невидимых швей, пронизывали поверхность моря. 

   Набравшись смелости, он прыгнул вниз головой, как делал это много раз раньше, ныряя в темные воды сельского пруда. А когда всплыл на поверхность, ощутил на губах непривычный вкус.

  – Какая она соленая! – крикнул удивленно. И чайки ответили ему гортанным детским смехом…

                                                          -2-

                                              

   В кафе «Театральное» как всегда в этот час было многолюдно. За обеденным столом в углу просторного зала молодой загорелый шатен с васильковыми глазами, по всей видимости, студент, с завидным аппетитом поглощал  битки с картофельным пюре. Когда в тарелке осталось немного картофеля, а от второго -- чуть меньше половины, молодой человек оглянулся по сторонам и, убедившись, что за ним никто не наблюдает, едва заметным движением руки поймал барражировавшую над его столом муху. Слегка помассировав насекомое в ладони, он незаметно положил его на остатки пюре. Оценив сотворенный натюрморт и, вероятно, оставшись им недовольным, он поймал вторую муху, и проделал с ней то же самое, что и с первой.

   Подождав немного, студент взял тарелку с недоеденным блюдом и мухами и направился к кассе, на ходу произнося не то с возмущением, не то с удивлением: «Что же это вы нас мухами кормите!?»…

   Посетители уже взявшие обед и расплатившиеся за него, в нерешительности останавливались посреди зала, с негодованием посматривая то на молодого человека, то на свои подносы с тарелками.

    Первой опомнилась кассир, упитанная молодящаяся женщина с рыжей копной волос на голове, кокетливо повязанной белым платком. Она повернулась всем своим грузным телом в сторону приближавшегося к ней молодого нахала и неожиданно высоким голосом с возмущением произнесла:

 – Что вы хамите, молодой человек! Какие мухи могут быть в наших котлетах!?

 – А это что!? – ответил, не растерявшись, студент, показывая правой свободной рукой на тарелку в левой руке и на пролетающих по залу на бреющем полете насекомых. Кое-кто из занявших очередь начал потихоньку покидать кафе. Но возмутитель спокойствия не унимался и требовал справедливости. О его недвусмысленном намерении уже догадалась бригадир смены, молодая симпатичная брюнетка, вероятно, недавняя студентка. Она быстрыми шагами подошла к возмутителю спокойствия, говоря на ходу: «Ничего страшного, сейчас мы все уладим!». И, вынуждено улыбаясь, повела его к раздаточной линии, где ему уже приготовили новое блюдо, щедро сдобрив растопленным сливочным маслом.

    Студент, которого друзья называли просто Боб, невозмутимо взял свежую порцию, вернулся  к своему столу и съел с завидным аппетитом битки и пюре, ни на кого не обращая внимания. Запив обед компотом из свежих фруктов, он вышел на залитую солнцем улицу. Испытывая легкие угрызения совести за комедию, разыгранную им в кафе, ему все же было приятно чувство удовлетворенного голода. Ибо он давно уже не ел так сытно…

                                                        -3-

                                                         

    Вдоволь накупавшись и взбодрившись, Сергей стал спрашивать, где расположено мореходное училище, куда намеревался поступить. Нашел быстро. Поднявшись по ступенькам серого старинного здания, он отыскал комнату с надписью «Приемная комиссия».

Мужчина в форменной рубашке с погонами сказал без всякого выражения на худом костлявом лице:

– А вы опоздали, юноша, прием в училище давно закончен.  

Услышав эти слова, Сергей, и без того немногословный, едва не лишился дара речи. Пытаясь что-то объяснить офицеру, он сбивчиво говорил, что приехал издалека, с детства мечтает стать моряком, но тот только разводил руками.

 – Прием в училище закончен, – повторял он равнодушно, – приезжайте в следующем году и пораньше. Желающих поступить к нам всегда предостаточно.

 Досадуя, что его мечте стать моряком не суждено осуществиться, юноша вышел на улицу. Стоял летний зной.  Вокруг высились дома. Таких не было в его родном Каменце-Подольском. Фасады, окрашенные охрой, отражали яркие солнечные лучи, так что было больно смотреть.

Прощаясь с городом, Сергей всем своим существом впитывал исходящую от него энергетику, вспоминая слова, сказанные его другом Борисом, когда тот приезжал прошлым летом домой на каникулы: «Одесса – поразительный город. Ты станешь там человеком».

       Проехав троллейбусом несколько остановок, Сергей вышел на улице Суворова, у подножия знаменитой Потемкинской лестницы. Поднимаясь по ее широким гранитным ступеням, он увидел на верхней площадке какой-то темный силуэт, проступавший на фоне голубого неба. С каждым шагом он увеличивался в размерах, пока не предстал пред ним внушительной человеческой фигурой, установленной на зеленоватом гранитном постаменте. Это был памятник герцогу Ришелье.

  Бронзовый Дюк был повернут в сторону моря и порта, чьи причалы заканчивались дугой Карантинного мола с известково-белым маяком на его оконечности, издали напоминавшим шахматную фигуру ферзя. Утонченное аристократическое лицо градоначальника казалось смуглым как от загара, а в его левой руке был зажат свиток, может быть, олицетворяющий собой проект Порто --франко, предоставляющий городу статус вольной гавани…

                                                         - 4-

                                                

     Миновав два здания с желтыми полуциркульными фасадами, обращенными к гавани подобно антеннам радаров, Сергей вышел на довольно просторную площадь. А затем, свернув налево, поднялся к улице Дерибасовской. 

  Несмотря на будний день на улице было заметно оживление. По тротуарам дефилировали изысканно одетые мужчины и женщины,  по брусчатке, громко сигналя, двигались сине-белые троллейбусы, легковые автомобили и такси с «шашечками» по бортам. Не раздумывая, Сергей влился в праздничный поток горожан и приезжих, отличавшихся шоколадным загаром.

Впереди шла юная стройная  брюнетка, привлекшая его внимание. 

– Девушка! – позвал он ее негромко.

Та, не останавливаясь, посмотрела с любопытством на незнакомого юношу.

– Вас на минутку можно? – продолжил неуверенно он.

– А ты за минутку сможешь? – последовал неожиданный ответ.

– Да я так, – сказал он растерянно.

– А «так» и муж может, – ответила с нескрываемой насмешкой в голосе брюнетка и ускорила шаг.

Сергей догадался: девушка говорит чужими заученными словами, ей совсем не шел этот развязный тон. Но, решив не упорствовать, отстал.

Полакомившись в кафе «Снежинка» мороженым, он перешел наискосок улицу и оказался у кинотеатра «Хроника», в котором демонстрировали фильм с многообещающим названием «Барабаны судьбы». Решив отвлечься, а заодно и передохнуть, он за десять копеек купил билет на ближайший сеанс. 

В полупустом зале кинотеатра юноша выбрал место подальше от экрана. Едва фильм начался, на соседний стул бесцеремонно уселся какой-то тип. Минуту спустя он облокотился на передний ряд, при этом его левая рука оказалась почему-то на бедре Сергея. Не успел он осознать, что происходит, как рука соседа поползла к его гульфику и начала поглаживающие движения.

– Сейчас же убери руку,– негромко сказал Сергей, мельком взглянув на наглого незнакомца. Им оказался мужчина лет пятидесяти с каким-то несвежим лицом, вероятно гомосексуалиста и сизым прыщавым носом картошкой.

         – Ничего, ничего,– ответил «прыщавый».

Сергей, почувствовав отвращение и какой-то безотчетный страх, вызванный происходящим, ударил наглеца со всей силы локтем под дых. Тот от неожиданности крякнул, но, ничего не сказав, все-таки отнял руку и исчез в темноте зала.

Выругавшись, Сергей вышел из кинотеатра. Пройдя еще один квартал вверх по Дерибасовской, он оказался на Соборке, где вольготно чувствовали себя цыганки в длинных цветастых юбках, пристававшие к прохожим с предложением погадать и футбольные фанаты. Прогуливаясь в тени каштанов и тополей, Сергей остановился перед памятником князю Воронцову.       

Полу-милорд, полу-купец,

Полу-мудрец, полу-невежда,

Полу-подлец, но есть надежда,

Что будет полным, наконец, –

прочитал он слова известной эпиграммы, выгравированные на лицевой грани постамента…

                                                     -5-

        

Южное солнце медленно опускалось за крыши изнывавшего от зноя города. По улице Садовой шли трое ребят в джинсах и рубашках навыпуск. Они о чем-то живо разговаривали. Среди них чернотой загара выделялся наш старый знакомый – Боб.

Когда они приблизились к дому Русова, кто-то из толпы неожиданно бросился им навстречу. Это был невысокого роста, белобрысый юноша в несвежей от долгой носки белой рубашке. Он крепко обхватил руками шею Бориса и негромко произнес: «Боря! Дорогой! Как я рад, что встретил тебя…».

– Серега, дружище, откуда ты взялся!? – спросил растерянно тот, узнав, наконец, юношу чуть не сбившего его с ног.

И Сергей рассказал вкратце своему старшему другу о событиях, предшествовавших их встрече. А в заключение, не скрывая грустных ноток в голосе, выдавил из себя:

– А теперь вот собираюсь домой…

– Не расстраивайся,– сказал Боб, задумавшись на минуту, – попытаемся что-нибудь придумать.  

Поговорив еще немного, здесь же, на улице Садовой, друзья вошли в вагон старенького трамвая № 23. Пассажиры, незлобно чертыхаясь, выражали недовольство друг другом. «Не толкайте меня в бок, у меня там селезенка!», – ворчала пожилая женщина, крепко прижимая к груди лакированную сумочку. «Дамочка, вы что, не видите, что стоите на моей правой ноге!», – возмущался расплывшийся от жира детина с потным лицом, пытаясь высвободить в толчее свою конечность. «А вы что, хотите, чтобы я наступила вам еще и на левую?!», – ответила та с иронией, свойственной южанам.

   Деревянный довоенный трамвайчик со звоном, высекая контактной дугой и колесами искры, раскачиваясь во все стороны на плохо подогнанных рельсах, дребезжал по улицам. Спустившись по Греческой, он выскочил на Строгановский мост. Проплыл над ржавыми крышами домов, стоящих на Канаве, и, совершив рискованный вираж, выехал на Канатную.

– Здесь, на этом повороте два года назад наш трамвайчик перевернулся и загорелся, – сказал, обращаясь к Сергею Борис. – Человека три погибли, в том числе курсант мореходного училища, – уточнил он.

Но юноша или не понял трагизма ситуации или не осознал ее страшной сути, промолчал. Его мысли были заняты другим. Он испытывал тихую радость от того, что судьба подарила ему неожиданную встречу с Борисом. «Теперь все должно образумиться», - думал он. 

     Проехав еще одну или две остановки, друзья вышли из  бурлящего и душного чрева трамвая. Поднявшись вверх по улице, они подошли  к пятиэтажному ничем не примечательному зданию портового общежития на Успенской. Поднялись на пятый этаж, прошли по коридору и оказались в небольшой комнате с одним окном, выходящим на улицу.

     – Вот здесь я живу, – сказал  Борис. – Правда, на нелегальном положении…

     Вскоре с работы вернулись номинальные хозяева жилища Артемич и Шульц, работавшие грузчиками в порту. Втроем они и решили дальнейшую судьбу Салаги – так по флотской традиции новые друзья стали называть Сергея, как самого молодого и неопытного среди них.

– Раз ему удалось вырваться из петли колхозно -- совхозной системы, совать туда шею снова не следует. А пока не устроится на работу, пусть поживет у нас. Правда, спать ему придется на полу, на коврике,– высказал вслух решение троицы Артемич…

                                                  

                                                         -6-

На следующий день, едва забрезжил рассвет, они вчетвером – Артемич, Шульц, Боб, а с ними и он, Сергей, быстро собравшись, отправились к морю. По пути завернули в столовую портовиков на Успенской. И там юноша должен был пройти школу «молодого бойца» – по настоянию старших незаметно для кассира проглотить две порции сливочного масла.

– Салага, южане люди простые, они, где можно украсть – украдут, где можно не заплатить – не заплатят, – учил его Шульц.  Для них это был забавный розыгрыш, а для него – серьезное испытание.

  К семи часам утра друзья уже были на центральном городском пляже «Ланжерон». Расстелив на песке циновку, ребята, устроившись на ней поудобнее, сразу задремали, как люди, не обремененные угрызениями совести. А Сергей с интересом стал наблюдать за жизнью пляжа, из-за множества ворочающихся на песке обнаженных загорелых тел отдыхающих напоминавшего ему лежбище котиков из документального фильма кинопутешествий.

По кромке моря вдоль берега ходил высокий загорелый, сухой, как тарань, седовласый старик с черной торбой через плечо и в длинных «семейных» трусах. На ходу он вещал высоким надтреснутым голосом, растягивая слова: «Ли-ма-а-нска-я гря-я-зь! Ли-ма-а-нска-я гря-я-зь!». То и дело из репродуктора доносился голос дикторши: «Марина из Москвы, у двух шаров вас ожидает молодой человек!»; «Потерялся мальчик, четырех лет, нашедших просьба привести к зданию администрации. Его разыскивает мама!»…

 Когда ребята проснулись, все вчетвером отправилась в большое плавание  – к пляжу «Отрада», где на мелководье неприкаянно покоился заржавленный остов баржи, затопленной в конце прошлой войны. Слева простиралось открытое море с проносящимися рядом прогулочными катерами и стоящими далеко на внешнем рейде грузовыми судами. Справа тянулся живописный дикий обрывистый берег, поросший выгоревшей на солнце травой. Мористее стояли омываемые волнами желтые скалы с тихими лагунами между ними, где еще водились на песчаных отмелях и среди камней бычок и черноморские крабы.

Сергей хорошо держался на воде и не отставал от старших. Но время от времени ему приходилось переворачиваться с живота на спину и наоборот, чтобы согреться, потому что нижние слои воды были более холодными, чем верхние…

  Возвратившись к месту своей стоянки, друзья поднялись на верхний ярус пляжа. Там, в тени акаций, они пили сухое красное вино, с аппетитом закусывая пирожками с картофельной, гороховой и мясной начинкой.

– Салага, на пляже надо пить исключительно красное сухое, – учил Артемич Сергея. – Во-первых, оно утоляет жажду, а, во-вторых, от него лучше пристает загар.

Только под вечер друзья возвратились в общежитие. Из «Красного уголка» доносились какие-то нестройные голоса и они зашли посмотреть, что же там происходит? Оказалось, внештатный лектор общества «Знание» читал грузчикам лекцию о международном положении СССР. Лысоватый с небольшим брюшком человек так увлекся, что, говоря о выдающихся талантах главы государства, вместо слова «политик» употребил слово – «политикан». Но, не заметив своей оплошности или не зная разницы в значении этих слов, он еще несколько раз с восторгом повторил: «Никита Сергеевич – это такой политикан! Это – такой политикан!», – чем вызывал всеобщий хохот слушателей…

                                                        - 7-

     Как-то блуждая по городу в поисках работы, Сергей оказался на улице Торговой. Проходя мимо театрально-художественного училища, он увидел объявление о дополнительном наборе на отделение актеров музыкальной комедии. «А почему бы и мне не попробовать?» – подумал он, не сомневаясь в своих способностях и физических данных.

В сумеречном коридоре училища швейцар показал ему кабинет, в котором желающие стать артистами проходили предварительное прослушивание. Там его встретила симпатичная женщина с гладко причесанными каштановыми волосами, интеллигентным лицом и грустными карими глазами, кажется, директриса учебного заведения. Для начала она предложила Сергею прочитать что-нибудь наизусть.

– Что же вам прочитать? – спросил юноша, выдавая тем самым полную неподготовленность к карьере актера.

 – А что-нибудь из того, что хорошо помните,– сказала директриса.

И он прочитал «Стихи о советском паспорте» Владимира Маяковского – единственное стихотворение, запомнившееся ему из школьной программы.

  – Знаете, вы нам подходите и внешностью, и ростом, – сказала, выслушав его, директриса красивым бархатным голосом, обнадежив его. И тут же, сделав долгую театральную паузу, нанесла ему неожиданный обескураживающий удар.

– Однако ваша картавость, извините, никак не вяжется с профессией актера, – продолжила она. – А вы же не хотите быть на третьих ролях или в массовке. Не так ли? – Директриса вела разговор так тактично и тонко, что Сергей и не подумал обидеться. Наоборот, он даже был благодарен ей за то, что она избавила его от еще одной иллюзии.

Поэтому судьба связала Сергея с ремонтно-строительным управлением, в котором согласились принять на работу несовершеннолетнего и необученного юнца. Буквально в день оформления, его повезли на ремонтируемый объект. Там, вручив совковую лопату, приказали перебросить кучу мусора, через окно во двор.

Сделав лопатой несколько бросков, юноша с тоской посмотрел на бригадира. Тот, кажется, понял его и спросил:

– Ну что, может, уже завтра начнешь, с утра?

– Да,– с радостью согласился он,– еще хоть один, последний день почувствую себя свободным…

 Заработная плата в 72 рубля в месяц, которую Сергею установили в РСУ, поначалу показалось ему вполне достаточной.

– По пятнадцать рублей буду откладывать на сберкнижку,  еще двадцать – отсылать матери, а на остальное буду жить,– заявил он Борису.

Услышав этот юношеский бред, его друг прыснул от смеха и согнулся в поясе. Не удержавшись на ногах, свалился на ступеньки лестницы, по которой они шли, и на его глазах сквозь истерический смех проступили слезы.

– Ты чего? – удивился такой реакции друга Сергей.

– Да ничего! Просто споткнулся, ударился копчиком о ступеньку,– ответил тот.

Однако получив первый в своей жизни аванс, Сергей не смог дотянуть до получки. И ему пришлось обращаться за помощью к Борису.

– Вот видишь, а ты хотел еще завести сберкнижку, – сказал иронично тот, одалживая ему десятку до получки…

                                                       - 8-

       Борис был артистической личностью. И мог, например, с помощью эволюций тела и мимики лица передать характер фасада любого одесского дома, представляя их такими, какими он их видел: то  надменными, то простоватыми, то веселыми, то грустными. Сергей догадывался, что в его друге живет художник, не реализовавший себя. Ему нравилось ходить с ним в филармонию на скрипичные концерты Елены Бачинской, на спектакли театра музыкальной комедии на Греческой, в которых блистали Михаил Водяной, Семен Крупник, Людмила Сатосова. Кто не знает песни из опререты «Белая акация» -  «Когда я пою о широком просторе, О море, зовущем в чужие края,/О ласковом море, о счастье и горе,/ Пою о тебе я, Одесса моя! – ставшей гимном Южной Пальмиры…

 Интересно было слушать его эмоциональные комментарии услышанного или увиденного им.

– Вот здесь все и произошло, – сказал таинственно Борис, когда они проходили по улице Степовой.

– Что произошло? – спросил Сергей.

– Восстание, зимой шестидесятого года, – ответил Борис и продолжил:

– Солдатик из близлежащей воинской части купил в гастрономе бутылку «Московской», а водка оказалась «паленой». По наивности он вернулся в магазин и потребовал объяснений. Продавец же, которого звали то ли Рыбак, то ли Бабак накинулся на него с кулаками. В это время появился участковый, быстро нашедший общий язык с продавцом. Несколькими минутами позже подошел еще один милиционер. Оба они, заявив, что солдатик пьян, стали затаскивать его в кузов оказавшегося рядом грузовика, чтобы отвезти в медвытрезвитель.

– Ты же говорил, что здесь было восстание.

– Ну да! Собрались люди, ставшие на сторону солдатика. Участковый  с перепугу выхватил наган. Несколько человек из толпы попытались его отнять. Раздался выстрел. Пуля случайно попала в голову какому-то парню, проходившему мимо. И возмущенный народ разошелся не на шутку.

– Начали бить милиционеров?

– Не только! Громили все на своем пути. И неизвестно, во что бы это вылилось, не подоспей курсанты школы милиции, рота солдат внутренних войск и несколько пожарных машин, начавших поливать людей ледяной водой и все вокруг. Полностью толпа рассосалась только к глубокой ночи. На другой день, конечно, начались поиски зачинщиков. Людей, говорят, пострадало много.

– А что стало потом с Рыбаком или Бабаком?

– Не знаю. Да и дело не в нем: произошедший на Молдаванке бунт показал, что в одесситах еще теплится дух сопротивления,– завершил на высокой ноте свой рассказ Борис. И Сергей догадался, что в душе друга не утихла боль об отце, репрессированном в 37-м году и сгинувшем в сталинских лагерях…

                                                         -9-

Сергей жил в общежитии недалеко от Ярмарочной площади. Рядом, в одном здании с дневной располагалась вечерняя школа рабочей молодежи №1. И, подав туда документы, он был зачислен в 10-а класс. В школе его ждала приятная неожиданность: в одной из учениц он узнал ту самую незнакомку, которая так искусно «отбрила» его прошедшим летом на Дерибасовской. Алла Ермилова – так звали девушку, – не подала виду, что узнала его. Но ему пока было не до нее.

Дело в том, что девять классов Сергей закончил в украинской школе и никогда не отличался особыми успехами в учебе. А здесь преподавали на русском языке. Несколько он раз порывался бросить школу, но, опять-таки, прислушавшись к советам Бориса, взял себя в руки и продолжал ходить на занятия. И со временем вполне освоил, как ему казалось, неродной язык, хотя в обучении не преуспел.

Изменить ситуацию решительно взялась классный руководитель, химичка Ольга Петровна, не терпевшая прохладного отношения к своему предмету. Действовала она по известной советской методе – прикрепляла к отстающим лучших учеников.

– Сергей, – сказала классная, – с сегодняшнего дня вы будете сидеть за одной партой с Аллой Ермиловой. Надеюсь, она вам поможет подтянуться по химии, да и по другим предметам.

Алла происходила, как тогда говорили, из порядочной интеллигентной семьи, а в вечернюю школу пошла из упрямства, чтобы насолить родителям. Ее отец работал то ли заместителем директора, то ли главным инженером на ЗОРе – предприятии, выпускавшем сельхозтехнику. Поэтому проблемами производства жила вся семья Ермиловых – от мала до велика. И Сергей из уст одноклассницы также узнавал заводские новости. Некоторые из них были весьма любопытны.

Однажды на завод прибыла делегация какого-то африканского государства, где СССР имел политические и экономические интересы, рассказывала Алла, когда они шли после уроков вечерней Пересыпью. И министр сельского хозяйства этой страны попросил заводчан сконструировать для них плуг на две тягловых силы.

– Что значит «две тягловых силы»? – спросил Сергей.

– Это значит, что плуг должны были тянуть два человека, – ответила со знанием дела Алла.

– И что, такой плуг сконструировали? – не унимался он.

– Конечно, только он не понадобился. Вскоре в той стране произошел военный переворот и о заказе африканцев никто больше не вспоминал.

– А жаль, интересной была затея,– сыронизировал Сергей.

– Ничего ты не понимаешь, – с возмущением отреагировала Алла. – Под тот заказ завод получил государственное финансирование. Но поскольку его выполнение было отменено, на эти деньги построили новое административное здание, в которое перешли конструкторский и технологический отделы. – Девушка говорила об этом с таким знанием дела, словно принимала в нем непосредственное участие…

                                                          -10-

Лезвие финского ножа, приставленное к горлу Сергея, опасно уперлось в кадык. Обступившее его хулиганье ехидно улыбалось, готовое, подобно изголодавшейся стае шакалов, наброситься на юношу и изорвать его в клочья. Но у старшего из них, как оказалось, на этот счет были свои планы.

– Ты понял, что зашел без спроса на чужую территорию? – спросил его жестко верзила лет сорока.

– Да, теперь понимаю, – ответил Сергей, едва сдерживая предательскую дрожь в голосе. – Но мне могли бы об этом сказать и раньше, обошлось бы без лишних эксцессов.

– Об этом уже поздно говорить,– ответил тот. – Главное, что ты все понял и, надеюсь, мы тебя здесь больше не увидим, – продолжил он, пряча нож.

Сергей еще стоял с поднятыми руками, а братва с горящими алчностью глазами уже начала шарить по его карманам. Из них выгребли небольшую сумму денег, упаковку жевательной резинки, сняли с руки отцовские часы «Победа» – самое дорогое из того, что в этот день было при нем. Завершив грабеж, довольная шпана растворилась в темных подворотнях Канавы – глубокой балки, разделяющей приморскую и центральную части города.

Сергей шел вверх по Польскому спуску, проклиная тот день, когда решил заняться контрабандой именно на Таможне, где уже профессионально фарцевали три парня примерно одного с ним возраста – Моня, Кент и Додик. Их задача сводилась к тому, чтобы встретить выходящего из порта в город иностранного моряка или «фронса», на языке местных деловаров, и купить у него оптом контрабандный товар.

Как правило, процедура купли-продажи происходила в проходных дворах на Польском или Деволановском спусках. Сам Сергей с целью большей безопасности нередко водил «фронсов» в ближайший парк. Там у летнего кинотеатра, в густых зарослях жасмина все и происходило. Со стороны это выглядело довольно-таки забавно: моряк сбрасывал товар по одну сторону жасминового куста, а он по другую сторону того же куста – деньги. После чего, оглядываясь, каждый подбирал в пожухлой траве свое и уходил восвояси.

      Он занялся этим промыслом потому, что в нем присутствовал риск, постоянное ощущение новизны, кроме того, это был сравнительно легкий способ заработать «лаве», то есть деньги, пусть и небольшие, но дававшие определенную степень свободы. Главное, было не попасть в руки ментов или комсомольского оперативного отряда. Хотя опасность подстерегала его совсем с другой стороны.

В тот день у каменной лестницы, ведущей с Польского спуска на Дерибасовскую, его встретил Кент – молодой фарцовщик с лицом биндюжника и лягушачьими глазами навыкате, и предложил зайти с ним в ближайший двор.

– Серый, у меня есть клевый брегет, глянь, может, он тебе понравится, очень уж нужны наличные бабки, – сказал фарцовщик, роясь в брючном кармане.

 И Сергей повелся как лох на эту удочку. Только они зашли во двор, подошли к трансформаторной будке, как на него налетела свора канавских. А с ними и сорокалетний верзила, приставивший нож к его горлу.

«Ничего, за одного битого провинциала семь небитых дают», – подумал Сергей, немного оправившись от произошедшего…

                                                         -11-

 

 Прогулочный катер «Прибой» уходил все дальше и дальше в море, увозя выпускной 11-а встречать рассвет. Ветер усиливался, и суденышко испытывало небольшую бортовую и килевую качку. Сергей в порыве лучших чувств накинул свой пиджак на плечи одноклассницы.

Между тем над горизонтом уже показался узенький пурпурный сегмент восходящего солнца. Казалось, светило выныривает из морской пучины, озаряя все вокруг ослепительным сиянием. При этом морская вода приобретала цвет расплавленного червонного золота. И как раз в этот торжественный момент Сергея пронзил предутренний холодок и он задрожал всем телом.

– Ермилова, отдай пиджак!

– Ни за что, – сказала Алла, и веселые искринки вспыхнули в ее глазах. – Иди-ка ты лучше ко мне, попробуем согреться вместе.

Когда «Прибой» ошвартовался у причала порта, она изрекла с тоской в голосе:

– Не может, не должен так банально закончиться этот памятный день.

– Если хочешь, давай придумаем что-нибудь вместе,– предложил он.

– Отлично! – ответила девушка. – В три часа жду тебя у себя, на Морской. А сейчас я побежала, меня ждут родители.

 Она вышла из дома с опозданием на полчаса, одетая в плотно облегающие джинсы и стального цвета футболку джерси, подчеркивающие изящные линии ее фигуры.

– Ты когда-нибудь был на Хаджибейском лимане? – спросила сразу Алла.

– Нет. А что?

– Вот сейчас туда и поедем,– взяла она инициативу в свои руки.

Через каких-нибудь час-полтора они уже были на лимане. Пройдя по шоссе километра два, свернули на грунтовую дорожку и оказались у рыбацких куреней. У одного из них возился с лодочным мотором мужчина. Это был дедушка Аллы – Иван Степанович. Он обнял внучку, поздравляя ее с получением аттестата зрелости.

– А это мой одноклассник, Сергей, – познакомила она их, когда тот с нескрываемым любопытством посмотрел на юношу.

Иван Степанович оказался хлебосольным стариканом. Угостил ухой и вяленым окунем. За успешное окончание школы они втроем выпили флягу домашнего красного вина. Потом он покатал молодых на моторной лодке по лиману. Возвратившись, старик засобирался в город.

– Я вас тут оставляю одних, так что, смотрите, не балуйте, – сказал он на прощанье и строго посмотрел на внучку.

Не успел дедушка скрыться за ближайшим поворотом, как Сергей и Алла, сняв с себя одежды, бросились в теплые воды лимана. Юноша подхватил девушку на руки, она, обхватив его шею, тихо улыбаясь чему-то своему.

– У тебя были женщины? – спросила Алла.

– Да, – признался Сергей. – Когда поступал в техникум, я встречался с одной девушкой - Каролиной.

– А у тебя? – спросил в свою очередь он.

– Кто, женщины?! – расхохоталась она.

– Мужчины.

– Нет, не было, – обманула его Алла. И лукаво заглянув Сергею в глаза, предложила:

– Пойдем наверх. Оттуда открывается изумительный вид на Межлиманье.

Они поднялись на скалистый мысок и ступили босыми ногами на его ложе, поросшее высокой степной травой и колючим терновником…

                                                          -12-

 

 Сергей проснулся среди ночи от чувства голода. За темными окнами дачи шумел подмосковный сосновый лес. А все произошло по следующему сценарию.

– Хватит болтаться без дела, будем с тобой поступать в МГУ,– заявил Сергею Артемич, когда тот получил аттестат зрелости.

– Артемич, какой МГУ может быть после вечерней школы!? – удивился Сергей.

– Салага! Ты ничего не понимаешь, – недовольно сказал он. А затем изложил ему свой план поездки в Белокаменную…

Сергей, как и предполагал, завалил первый же вступительный экзамен. Не хватило баллов и Артемичу, чтобы пройти по конкурсу. Но какое-то время они еще продолжали проживать в университетском общежитии. Гуляли по старой Москве, где еще встречались старые деревянные одно- и двухэтажные домики, изъеденные шашелем.

– Если большевикам и удалось чего-то добиться, так это полного послушания и предсказуемого поведения московских обывателей, – констатировал Артемич во время прогулок по мегаполису.

В один из дней друзья зашли в бар гостиницы «Москва». Сидя у большого окна, смотрели на удушливый сиреневый туман выхлопных газов, окутавший Манежную площадь.

– Здесь можно жить, если тебя возят на черной легковушке с «мигалкой», – сказал Сергей.

− Нам еще осталось выполнить просьбу Бориса – познакомиться с его невестой, − ответил невпопад  Артемич. – И собираться домой…

− Риммочка, к сожалению, в отъезде,– ответил холодно на том конце провода женский голос, когда ни с телефона-автомата позвонили по номеру, который дал им Боб. Но узнав, что звонят «братья» жениха их дочери, женщина смягчилась и предложила встретиться на следующий день на Ленинградском вокзале.

Так Сергей и Артемич познакомились с Ренатой Григорьевной – маленькой толстой женщиной и Николаем Исаевичем, высоким худым мужчиной с заученной дипломатической улыбкой выпускника МГИМО на тонком интеллигентном лице, − родителями невесты друга. И по их приглашению поехали в подмосковную деревню Фирсаново на дачу.

– Видишь, они нас  не захотели принять дома, поэтому повезли на дачу, – сказал Артемич, когда они гоняли в лесу вместо мяча консервную банку в ожидании ужина.

Ужин был более чем скромным – грибной суп, картофельное пюре с вареной колбасой. Артемич достал из дорожной сумки бутылку белого болгарского вина. Увидев на столе вино, Николай Исаевич засуетился и, потирая руки, взволновано сказал:

– Если пить, так пить. Ренаточка, подавай пиалы!

Друзей несколько покоробила эта суетливость. У них в сумке было еще несколько бутылок рислинга, но  видя прижимистость москвичей, решили обойтись одной…

 Проснувшись среди ночи на чужой даче, Сергей растолкал друга.

– Артемич, так есть хочу, что спать не могу, – пожаловался он. Но тот только хмыкнул в ответ:

– Терпи, скоро рассвет.

Дождавшись утра, друзья, поблагодарив «гипотетических родственников» за щедрый прием, первой же электричкой выехали в Москву. Вечером скорый поезд уносил их на юг. Сидя в купе, Сергей под стук колес повторял, как заклинание: «Любая столица – провинция, если она не у моря»…