ОДЕССА - МАРСЕЛЬ. И ОБРАТНО…
(Фрагмент)
...Не дождавшись миллиона баксов от Веры Мэйсон,
я, что называется, сподобился учредить небольшое частное предприятие. А через год
мы с компаньоном, поляком Тадеушем Брыльски, зарегистрировали совместное
предприятие по производству рапсового масла и начали поставлять его в Европу,
получая неплохой доход. Долларовым миллионером я пока не стал, а сколько заработал
гривень и евро, не скажу. Это коммерческая тайна…
Единственное, что тяготило меня — так это та
самая ответственность, которую я так не люблю. Чтобы удержать наплаву
предприятие, минимизировать налоги, откупиться от фискальных и проверяющих
служб, платить рабочим зарплату «ишачить» приходится по двенадцать–шестнадцать
часов в сутки — хуже, чем узбек на хлопковой плантации. И конца и края этому не
видать! Поэтому иногда меня посещает мысль: «А не лучше ли было мне остаться
супервайзером!? Зарплата небольшая, зато аппетит отменный и сон хороший!»
Но это легко говорить. За время моего
предпринимательства у меня не только привычки поменялись, но и вкус к жизни
изменился, стал более изысканным, что ли. Как говорится, хорошему ты учишься
по–хорошему, и от хорошего только хорошеешь.
Взять хотя бы нашу последнюю корпоративную
вечеринку. Приурочили мы ее к началу уборки ранних сортов рапса и предстоящего
Дня конституции. Все у нас было как у людей, по высшему разряду: отменная
выпивка, изысканная еда, девочки–красавицы из лучшего эскортного агентства. А
на десерт — певица: губы — как вареники с вишней, голос — у мертвого встанет.
«К черту любовь…» — пела она задушевно. А в финале завопила как недорезанная «А
я хочу домой!» Тадеуш, у которого, видать, крыша поехала от пения и экстерьера этой
певицы, увез–таки ее куда–то. Куда, не знаю, но сомневаюсь, что домой.
Ну, разве такое забывается, разве от такого
отказываются?
Я вернулся домой под утро, бросил кости на
водяной матрас и уснул без задних ног. Проснулся около двенадцати, принял душ,
опохмелился немецким пивом Zidert, не спеша перекусил английской ветчиной с
испанскими оливками. И вышел из дому размяться. Пройдусь, думаю, на «Староконный»
— это наш одесский «блошиный рынок», говорят, в европейском рейтинге ему
подобных он занимает восьмую строку.
Товары, которыми торгуют на рынке местные
негоцианты, отражает всю тщету и суетность человеческого бытия с компартийной
подоплекой и отрыжкой советского быта. Вот, например, один местный чудак уже
лет пятнадцать кряду на углу улиц Колонтаевской — Серова выставляет на продажу огромный
портрет Фридриха Энгельса.
— Сколько просишь за портрет? —
поинтересовался я как–то у него.
— Пятнадцать, — сказал он пренебрежительно,
не увидев во мне потенциального покупателя.
— Гривень?
— Тыщ! — сказал он, и, смачно плюнув на
асфальт, растер плевок подошвой сапога.
— Ты что, со Слободки сбежал?! — взъярился я.
— Так он же не один! — сказал, гордо выпятив
грудь, хозяин шедевра. — Их трое…
— А это кто еще такие? Не те ли, что в старые
добрые времена «соображали на троих»? — спросил я, заинтригованный.
— Ты что, не знаешь эту троицу?! — выпучил он
не меня разноцветные глаза — один карий, другой зеленый с яичной желтизной,
убедив меня этим, что он, точно, не совсем нормальный. — Да это же Карл Маркс,
Фридрих Энгельс и Владимир Ленин. Основоположники научного коммунизма и
марксизма–ленинизма…
— Что ж ты выставил только одного Энгельса?!
— Конспирация, понимаешь! — признался он. —
Фридриха мало кто знает в лицо. А тех двоих сразу узнают, могут морду начистить
и портреты, не дай бог, порезать…
Вообще–то я живописью не интересуюсь. Я
коллекционирую блесны, в основном из серебра высшей пробы, хотя такие блесна
для рыбалки не годятся. Да я, собственно, ее, эту рыбалку, терпеть не могу. Вот
и в тот раз я шел на «староконку», чтобы прикупить по случаю еще одну-две
оригинальных блесны для пополнения своей коллекции. Надо же чем–то выделяться в
своей среде!
На снимке: уголок одесского "Староконного" рынка
Фото А. Михайленко
