воскресенье, 28 июня 2015 г.

БЫТЬ САМИМ СОБОЙ

Быть самим собой

Анатолий Михайленко

Их книги «Волчья ягода»

Угол зренья

Художник тратит жизнь на красоту,
Меж тем, ему смеется вслед уродство.
Творца спасает вера в красоту,
А не пустая мысль о превосходстве.

- Ты заблуждаешься! – ему кричат.
И отвечает он без промедленья:
- Ошибки наши мир не очернят,
Но суть не в них, важнее угол зренья!

Двусмысленность подобную сказав,
Продолжит путь свой странный, непрактичный,
Дорогу жизни круто завязав
В невидимый для глаза ключ скрипичный.

А мы полвека или век спустя
Едва ль уразумеем, что он значит,
Художник, чей победоносный стяг
Не сзади нас, а впереди маячит?
И как же тот, который сам в себе,
И вне себя за редким исключеньем,
Не смысля ничего в своей судьбе,
Но совладал с пророческим ученьем!?

Быть самим собой

Как-нибудь дожив до сорока,
Удивишься мизерности срока,
Потому что жизнь манит пока,
А в душе светло и одиноко.
Слушая вешние колокола,
Удивляйся проискам природы.
Внешняя раскованность прошла,
Стало больше внутренней свободы.
Быть самим собой – оно верней,
Можно жить, пророком не пророча.
С каждым вдохом паузы длинней,
А слова – и реже и короче.

Надо жить

Удивительны время и местность.
Здесь избыток сюжетов и тем.
Но в изгнанье приходит известность
Мировая, и то не ко всем.
Ну а вздумаешь в чем усомниться,
Сам попробовать можешь вполне
Выжить в зоне, попасть за границу,
Стать и изгоем, но быть на коне.
Да в попытке – ни смысла, ни толку,
Годы вышли и стали в каре.
Воет ветер, а, может быть, волки, -
Надо жить, и декабрь на дворе.
В этом времени, в этом пространстве,
Знать, надежда последней умрет.
Ставим елочку в бедном убранстве,
Скоро праздник старинный придет.


* * *

А Пушкин тоже был невыездным.
Империя не цацкалась и с ним.
Хотя особой разницы не вижу,
Где прозябать – в Одессе ли, в Париже?
Вот, незадача, не был за бугром!
Да вся беда, конечно же, в другом:
На пьедестале, над толпою поднят,
Он даже русскими не всеми понят.
А если бы смогли его понять,
Друг в друга перестали бы стрелять…
И попади случайно в наш «мокрушник»,
От горя сам бы застрелился Пушкин.