Выход Петр… Лик его
ужасен…
(Фрагмент книги А. Михайленко «Все то, что в нас и с нами»)
« — Сколько ног прошагало по улочкам этим! — прервал молчание юноша, когда
они подошли к средневековой этажей в семь башне Стефана Батория, и пристроенной
к ней Польской браме.
— Через эти ворота, кстати, в начале восемнадцатого века в Каменец въезжал
российский самодержец Петр Романов , — сказала Каролина.
— И что он искал тут? — спросил Сергей.
— Заехал по пути в Карлсбад, куда отправлялся на лечение после Прутского
похода, — сказала Каролина. — И тут с царем произошел забавный случай: когда он
проезжал под сводами этих ворот, с его головы ветром сорвало шляпу!
— На картинках и в кино его всегда изображают с непокрытой головой и с
горящими как у припадочного глазами,— сказал Сергей.
— А тогда Петр порывался поднять треуголку, — продолжала Каролина. — Но
камердинер остановил его, мол, негоже русскому царю кланяться польскому королю,
да еще в виде каменной башни.
Петр вдруг побледнел, глаза едва не выскочили из орбит, усы ощетинились —
слуга, сам того не ведая, напомнил царю о том, что около ста лет назад
Московское княжество едва не стало восточной провинцией Речи Посполитой .
— А он мог сгоряча согнать свою злость на камердинере, — вставил Сергей.
— Мог, конечно же, мог! — согласилась девушка. — Я где-то читала, что он
палкой забил до смерти своего слугу только за то, что тот, замешкавшись, не
сразу снял перед ним шапку.
— Что слуга! Он сына Алексея не пожалел, отдав его палачам на растерзание,
— сказал юноша.
— А на следующий день устроил пир в честь победы под Полтавой, — добавила
Каролина.
Поднырнув под своды легендарных ворот, Сергей и Каролина вышли за городские
стены. Пройдя с десяток шагов, юноша оглянулся, и увидел около Польской брамы
силуэт.
«Петр!» — удивился он. Царь стоял, подбоченившись, и смотрел в их сторону.
Выглядел он не таким величественным, каким его изобразил в поэме «Полтава»
Александр Пушкин:
«Выходит Петр. Его глаза
Сияют. Лик его ужасен.
Движенья быстры. Он
прекрасен,
Он весь, как божия гроза…»
Этот был с непокрытой головой, в простом зеленом камзоле, в брюках
свободного покроя, заправленных в сапоги–ботфорты. Выглядел он неважно. Заметно
было, что ему нездоровится. На его болезненное состояние указывали цвет лица,
желтого, как пергамент, и фиолетовые круги под глазами. Не было в его фигуре
того величия, того порыва, того темперамента, которые, благодаря книгам,
живописным полотнам и кинофильмам о нем, стали уже хрестоматийными. Причиной
тому мог быть только Прутский поход, закончившийся для
московитов более чем неудачно. Как вспоминал датский посланник Юста Юль,
сопровождавший Петра в этом походе, «Царь, будучи окружен турецкою армией,
пришел в такое отчаяние, что, как полоумный, бегал взад и вперед по лагерю, бил
себя в грудь и не мог выговорить ни слова…»
— Ты чего оглядываешься?
Увидел кого? — спросила Каролина.
— Да Петра!
— Какого еще Петра?!
— Романова, какого еще!
— сказал Сергей, почувствовав неловкость.
— А! В Старом городе все возможно! — сказала Каролина без тени улыбки на лице.
— Однажды, возвращаясь вечером домой, я вон у тех турецких бастионов тоже
увидела привидение. Испугалась, кинулась бежать.
— Не бойся! — услышала я, убегая. — Я — Юрий, сын Богдана Хмельницкого…»
Навстречу мне шла девушка со шпицем на
поводке. Из ее ушей торчали наушники, в руках у нее был iPhone, который она держала на уровне глаз.
Из-за этого гаджета лица ее не было видно. И я перевел взгляд на ее загорелые
бедра, которые высвечивались сквозь прорехи, проделанные в брюках по
последней моде от колен до паха. 
