И ничего не могло быть инаяе

Анатолий Михайленко

Из книги «Нерасчлененное время»

Продолжение. Начала на стр. от 11.04.15г.

                                   И ничего не могло быть иначе                 

                                                         -2-

       Спустившись вниз по Дерибасовской, мы вышли на Пушкинскую, и минут через пять были в Музее западного и восточного искусства. Блуждая по его огромным залам с высокими потолками и лепниной, восхищались строгими работами старых мастеров – Поля Леруа, Франса Хальса, Корнелиса Лелиенберга, Питера Буля, Джованни Баттиста Пиранези; и каждый раз, переходя из зала в зал, мы невольно пугали старушек-смотрительниц, дремавших по углам на венских стульях. Услышав скрип паркета, они вздрагивали, вскидывали головы на тонких морщинистых шеях и, моргая как совы, смотрели недовольно в нашу сторону…

– Вот она! – произнесла тихо Александра, когда мы подошли к картине  "Поцелуй Иуды или взятие Христа под стражу» кисти Микеланджело да Караваджо.

Работая над известным библейским сюжетом, художник мастерски использовал свет и тени. Этот прием позволил ему передать высшую степень трагизма происходящего в Гефсиманском саду после совершенного Христом две тысячи лет назад моления о чаше³.

Пространство внутри рамы казалось наэлектризованным. При этом колеблющееся пламя факелов, как всполохи молний, из кромешной иерусалимской ночи выхватывали несколько ключевых фигур и деталей вечной сцены предательства, оставляя все второстепенное в тени.

На переднем плане  – фигуры Христа, его любимого ученика Иуды  и стражника в доспехах уже схватившего Иисуса за плечо. Красноречиво и точно передают состояние Спасителя, Его освещенные лик и руки со сплетенными пальцами, говорящие нам, что Он смиренно принимает происходящее и готов уже к тому, что предначертано Ему свыше.

– Обрати внимание на две физиономии на заднем плане картины: справа, искаженную ужасом, и слева, не выражающую ничего, кроме любопытства стороннего наблюдателя, – сказала Саша. – Передавая на полотне душевные состояния этих двух участников события, художник, как мне кажется,  попытался показать противоречивые настроения людей той эпохи… 

– А представь себе, не будь этого поцелуя, история могла бы быть совсем иной, – сказал я Саше.

– Не богохульствуй, – ответила она. – Все произошло так, как должно. И ничего не могло быть иначе!

 Мы оставили Христа одного во враждебном окружении. Но в отличие от его современников мы знали, как и чем закончилась эта история. Тем не менее, Саша вышла из музея кроткой и задумчивой.

– А где ты познакомилась с Юрием Кульчицким? – спросил я, чтобы отвлечь ее от грустных мыслей.

– Прошлым летом я путешествовала на теплоходе по Дунаю,– сказала она. – Кроме других стран, мы посетили Австрию и ее столицу Вену.

При этих словах Саша достала из сумочки конверт с фотографиями. На одной из них был изображен дом, на стене которого можно было прочесть: Kolschitzkygasse, 4. То есть переулок Кульчицкого, 4. На другом снимке была запечатлена фигура человека в боснийской шапочке, оригинальной, застегивающейся наискось куртке, в чулках и коротких панталонах с подносом в левой и кофейником в правой руке.

– Это и есть тот самый памятник Кульчицкому – почетному гражданину Вены, – продолжила Саша. – Установлен он на уровне второго этажа дома, где находится кофейня «Zwirina». Но выглядит здорово! Не правда ли?

– Вероятно, кафе находится в каком-нибудь захолустном пригороде Вены? – спросил я.

– Ну что ты, это десятый район столицы Австрии Фаворитен, названный так в честь дворцового комплекса, – сказала с гордостью Саша.

– А как Кульчицкий вообще попал в Вену? – я все еще с недоверием относился ко всему услышанному.

        – Случилось это после того, как ему удалось вырваться из плена. А когда турки обложили Вену, он совершил невозможное – спас город!

– Он что, командовал австрийскими войсками? – съязвил я.

– Кульчицкий никем и ничем не командовал, – спокойно ответила на мой выпад Саша. – Но в самый трудный  момент он под носом у турок переправился через Дунай, добрался до штаб-квартиры герцога Лотарингского и сообщил ему об осаде Вены. На помощь пришли войска Священной Лиги, в составе которых, кстати, было около пяти тысяч запорожских казаков, и разгромили турецкую армию паши Кара-Мустафы⁴.

 – А причем тогда «кофе по-венски»?

         – А притом! Кульчицкий попросил в награду триста мешков с кофейными зернами, захваченных с турецким обозом.

 – И начал торговать кофе?

 – Нет! Он открыл кофейню. И в скором времени венцы полюбили этот бодрящий ароматный напиток. Юрий Францевич добавлял в кофе сливки, корицу, молотый корень горчанки, сахар и другие ингредиенты. Отсюда и пошло это название – «кофе по-венски», – торжественно закончила свой рассказ Саша. 

   Продолжение следует