Глава пятая

 

 

 

Очистив туфлю, я подошёл к трамвайной остановке. Там уже собралась небольшая толпа, а в стороне, в тени каштана, стоял мой приятель Роман Черновицкий — заведующий отделом экономики одной из местных газет.

— Как жизнь, Рома? — задал я ему банальный как автомобильная пробка в час пик вопрос.

— Зачем спрашиваешь, в одной стране живем! — ответил он, и кончики его роскошных платиновых усов шевельнулись, словно одобряя сказанное им.

— И чем тебе не нравится страна?

— Не страна, а то, что с ней делают наши соотечественники. Посмотри хотя бы на этих «халявщиков», оккупировавших бювет. Сколько человеку нужно воды? Два-два с половиной литра в день. А эти приезжают на автомобилях с десятком емкостей. Что они делают с этой водой? Продают по стакану на рынке, что ли?

— Слушай, Ром, а откуда взялось это выражение — «халява»? ‒ поинтересовался я.

— Есть несколько версий его возникновения. Но из чувства патриотизма будем считать, что оно чисто одесское изобретение, — сказал он.

— Из так называемого «одесского сленга»?

— Скорее, идиша. В давние времена у евреев была традиция по пятницам раздавать бедным соплеменникам молоко — «халев». От него, от этого слова, как мне кажется, и пошло выражение: «на халяву». То есть, на дармовщину. А после прихода к власти большевиков, когда Совет народных комиссаров состоял преимущественно из евреев, «халява» стала повсеместным явлением.

— Ты хочешь сказать, что во всем евреи виноваты?

— Да причем тут евреи, Леня! — возмутился Рома

— И то правда, того халявного государства давно уже нет!

— Зато «халявщики» остались! — настаивал Роман. — Самые дерзкие из них втихаря, тихой сапой, присвоили общегосударственную собственность. Причем, это было сделано под видом народной приватизации. И теперь, как видишь, всё в их руках.

— Всё, говоришь?

— Всё и все! Даже судьбы «маленьких украинцев», как высокомерно назвал нас один, к счастью, уже бывших, президент, — продолжил Рома.

— Он что, тоже «халявщик»?

— Да ещё какой! — сказал, не задумываясь, Роман.

— И такие персоны выбиваются в национальные лидеры, и ведут нас к «просвещенному капитализму», — сказал я.

— О чем ты говоришь, Леня!» Какой «пресыщенный капитализм!» Эти хапуги-халявщики ведут нас к неофеодализму. Да, к неофеодализму эпохи глобализма, ‒ скаламбурил Роман. — Ты, кстати, помнишь народного депутата Лозовского?

— Того, который застрелил крестьянина, якобы нарушившего границы его охотничьих угодий?

— Того самого.

— Так он же сбежал в Израиль!

— Да, но его вернули в Украину, судили, приговорив к двадцати годам лишения свободы. Правда, он отсидел только шесть из них. Но парадокс заключается в том, что этот Лозовский баллотировался на пост главы объединенной территориальной громады, той самой, где он совершил убийство.

— И, конечно же, проиграл.

— Что ты, он обошел шестерых претендентов на этот пост и выиграл!

«Предвосхищать будущее, Леонид, не в твоей компетенции. Даже такие гиганты мысли, как Сократ, Соломон, Александр Македонский, Юлий Цезарь, Наполеон Бонапарт, и те не могли предугадать, как закончатся процессы, у истоков которых они стояли», ‒ заявил, презирая скромность, Брейн.

— Какие процессы? — спросил я.

«Те, которыми они, как им казалось, управляли…» — ответил Брейн. И, сделав паузу, он продолжил философствовать, используя меня как ретранслятор, благодаря которому его великие мысли доходят до слуха и сознания других прямоходящих.

«Вспомни, какими незыблемыми казались современникам империи, существовавшие на земле,  но и те рухнули, подобно колоссам на глиняных ногах, ‒  констатировал он. ‒ Не значит ли это, Леня, что Судьба, Рок — это не пустые звуки?» — завершил он свой монолог вопросом.

Он всегда так делает, провоцируя меня ответить на его каверзные вопросы. Между тем, трамвай остановился у рынка «Привоз», на том углу, который называют «Сучий Рог» и является местом сбора мелких воров и воришек. Оказалось, что впереди образовалась транспортная «пробка» и никто не мог сказать, когда трамвай возобновит движение.

— Ты не думаешь, что передвигаться по городу пешком быстрее и безопаснее, чем на каком-либо коммунальном транспорте? — сказал я, когда мы, покинув трамвай, вышли на улицу Пантелеймоновскую.

— О чем это ты, Леня? — спросил Роман.

— Да о том, Рома, что наша жизнь как зебра: такая же полосатая и брыкливая.

— Ты попал в самое «яблочко». Вчера вечером застрелили известного одесского бизнесмена Оскара Винницкого, ‒ сказал Рома.

— Что ты говоришь! Убийцу, надеюсь, задержали?

— Увы! Киллер оказался профессионалом. Охрана олигарха и оком не успела моргнуть, как он растворился, словно тать болотная в ночи.

— Думаешь, не найдут?

— Полиция перекрыла все выезды из города, но безрезультатно, — сказал Рома.

— Скорее всего, это убийство, заказное. А к ним готовятся основательно и промашки исключены, — предположил я.

— Конечно, заказное! Кто же будет стрелять в человека просто так? — согласился Роман.

— Ну, смотря, что это за человек, — возразил я…

Винницкий или Веник, как его называли за глаза коллеги, был человеком известным в городе. Он занимался строительным бизнесом, владел несколькими заводами. Как депутат местного совета, он заседал в городской думе. Поговаривали также, что у него были тесные связи с криминалитетом. Хотя какой сегодня бизнес без душка!

— Ты был знаком с Веником? — спросил Роман, когда мы проходили мимо рыбных рядов.

— Ну, что ты, Рома! Я его видел только издали, в кулуарах общегородских совещаний предпринимателей. И, знаешь, он мне показался симпатичным человеком, у него такая доброжелательная улыбка.

— Вот-вот, говорят, что так же, улыбаясь, он избивал бейсбольной битой одного из своих сотрудников. Да так, что «скорая» отвезла беднягу с сотрясением мозга больницу, — сказал Роман.

— Вот-вот, может быть, убийство Веника — месть «маленького униженного украинца»? ‒ предположил я.

— Да, у сыщиков есть широкое поле для разработки версий: кому Оскар перешел дорогу? — сказал Роман.

На улице Екатерининской мы с Романом расстались. Он направился на улицу Эстонскую, пересаживаться на десятый трамвай. А я продолжил путь один. Дошел до улицы Пушкинской, спустился в подземный переход.

В зимние месяцы 90-х годов здесь собирались бездомные. И у выхода на Привокзальную площадь изо дня в день стоял мужчина с баяном. Он был среднего возраста, в худом пальтишко, шапке-ушанке с облезлым мехом; на ногах ‒ старые заскорузлые ботинки; а руки его были в матерчатых перчатках без «пальцев». Как я догадался, он обрезал их специально, чтобы они не мешали нажимать на клавиши музыкального инструмента. Но играл он изумительно, с надрывом, так что мурашки пробегали по коже.

Сопровождаемый шлейфом воспоминаний, я оглянулся посмотреть, не оставил ли я случайно в подземном переходе свою душу. И, убедившись, что она на месте, я вышел на залитую солнцем Привокзальную площадь. И мне в лицо сразу пахнуло пережаренным подсолнечным маслом из кухни американской закусочной «McDonalds».

Напротив, в Пушкинском сквере, митинговали бомжи. Они как всегда и везде требовали хлеба и зрелищ. Один из них, вероятно, индивидуалист чистой воды, покинув толпу собратьев, сидел на лавке трамвайной остановки и с помощью зубочистки приводил в порядок кисти рук, как бы подтверждая незыблемую истину, которая гласит, что можно быть праздным человеком, но не забывать о красоте ногтей…

Минут через десять я уже был в «стекляшке», в здании из бетона и стекла,  в котором наша фирма арендовала помещения под офис. Мой очередной трудовой день начался с того, с чего начинались все предыдущие дни: с просмотра электронной почты. Перелистывая файлы, я обратил внимание на одно из писем. Его прислала мне незнакомка по имени Вера Мейсон:

«Hello Dearest,

Well a brief introduction of myself. I am the daughter он the (late). Hon Dr. Williams Kizzy Mayson special adviser to the Formal Head of State during the regime of Charles Taylor who died during the Liberian crisis. I am presently in Lome Republic of Togo for a serious transaction. You see while in the government my late father acquired the sum about $6.5 millions U.S dollars because he was the one in charge of the Diamonds sales with the Sierra Lome Government.

Unfortunately, for him few months after the transaction my father was killed. The fund in question is still lying in a Finance firm in London (Capital Bank of London) since his death. Now I want the fund to move to you for the mutual benefit for both of us if you can guarantee me your trust...

Best Of My Kiss».

Одним словом, эта, незнакомая мне Вера просила меня оказать ей небольшую услугу. А именно: согласиться на перевод указанной в письме суммы ‒ 6,5 миллиона долларов ‒ со счета Dr. Williams Kizzi Maison в лондонском банке на мой валютный счет в Украине.

После этого я должен буду разместить полученные средства на украинском фондовом рынке. Мой гонорар по результатам сделки, сообщала девушка, составит 15 процентов от общей суммы и еще 5 процентов она накидывает сверху на текущие расходы.

Перечитав это письмо, я взял трясущимися руками калькулятор и произвел нехитрые расчеты. Выходило, что по результатам этой операцию я получу.… От этой «космической» суммы, исчисляемой в «американских президентах», у меня перехватило дыхание.

«Вера! — прошептал я, сглотнув слюну. — Ты чудо! Ты святая! Ты — мать Тереза!» И, долго не раздумывая, написал: «Вера, я согласен! Каковы мои дальнейшие действия?..»

В это время по громкоговорящей связи меня вызвал к себе Кривошеин — заместитель главного менеджера нашей компании.

— Чем занимаешься, Петренко? — спросил он, когда я переступил порог его кабинета.

— Как всегда в конце месяца и квартала: занимаюсь перепиской с нашими поставщиками.

— И как успехи?

— Они меня уже достали, требуют расчета за поставленный в прошлом году товар!

— А ты? — спросил Кривошеин, и поправил характерным жестом очки на лбу.

— Отвечаю им согласно вашей инструкции, чтобы подождали до конца месяца.

— Молодец! Правильно! Но если поставщики будут напоминать о себе еще, отвечай им в том же духе, мол, деньги в обороте, рассчитаемся за товар и услуги в конце квартала, — сказал он, потирая белые холеные руки.

— Так квартал уже заканчивается, — напомнил я ему.

— Какой же ты, однако, Леня, непутевый! — возмутился Кривошеин, метнув в меня взгляд желтовато-красных от систематического употребления французского коньяка глаз. — Не в конце текущего, а в конце бу-ду-ще-го квартала! Уразумел ты, наконец, или нет, голова твоя стоеросовая?!

— Так точно! — ответил я по-военному четко. Краснощекий упитанный Кривошеин был из плеяды полковников в отставке, в армии он занимал должность заместителя, командующего корпусом по тылу, и любил, когда подчиненные перед ним прогибаются и стучат каблуками.

— Ну, иди, иди, Петренко, не мозоль глаза, Делом надо заниматься, — сказал он. И, вальяжно расположив свое откормленное, как у борова, тело в кожаное кресло, продолжил игру в покер.

Вернувшись на рабочее место, я снова открыл электронную почту. И, долго не раздумывая, написал: «Вера, я согласен, каковы мои первоочередные действия?..»

Ответ последовал незамедлительно: «Срочно высылайте реквизиты вашего банка, номера счета кредитной картки, а также секретный код».

«Отлично! — ответил я. — Только посоветуюсь с моим адвокатом, как лучше провернуть это дельце!» — отписал я Вере.

«Постой, парень! ‒ включился в работу мой критически настроенный мозг. — У тебя же отродясь не было валютного счета, а тем более адвоката!»

— Да, это правда, Брейн, — согласился я. — Но зачем тогда природа наградила человека интеллектом? Зачем тогда миллионы лет эволюции?

Конечно, мы с моим мозгом не всегда ладим. Поэтому мы сосуществуем автономно, живя, каждый своей жизнью, и негласно соперничаем друг с другом. Однако когда возникала острая необходимость, мы объединяем усилия, устраивая так называемый «интеллектуальный штурм». И зачастую у нас неплохо получается. Сообща нам удается находить выход из самой, казалось бы, тупиковой ситуации. И в этот раз Брейн не оплошал.

«Ленчик, а ведь у тебя дома где-то завалялась двадцатка долларов!» — напомнил он мне услужливо.

«Вот и чудненько, завтра же открою валютный счет!» — подумал я, обрадовавшись, прикидывая в уме, какое из кредитно-финансовых учреждений лучше. Наконец, я остановился на банке «Приват». Говорят, надежная контора. Ну, еще бы. Одна фамилия его владельца чего стоит!

«Да, Кучумайгородский — гигант мысли!» — согласился со мной Брейн. «Однако «Приват» давно национализирован, а сам олигарх в бегах…»

Я снова проверил электронную почту. Ответа от Веры Мэйсон не было. «Наверное, очень занята. Ответит позже. Может быть, даже завтра…» — подумал я. И, по примеру Кривошеина, откинувшись, на спинку вращающегося кресла,стал вживаться в образ миллионера.

Первое мое ощущение было не из приятных. Я почувствовал груз ответственности, которая была мне противна с детства. Миллион баксов — это вам не шутки! Миллион — он и есть миллион, даже если хранится в лондонском банке на чужом счету.

«Ладно, — решил я, не теряя оптимизма. — Со временем привыкну. Не я первый и не я последний, кто столкнулся с подобными ощущениями и переживаниями!»

К концу рабочего дня мой мозг подбросил мне еще одну гениальную мысль: «Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня!» И я, взяв у коллеги взаймы двадцатку, зашел по дороге домой в отделение банка «Аваль» и открыл валютный счет.

— Что так рано? — удивилась моя соседка по коммунальной квартире. Раньше двенадцати я обычно домой не возвращаюсь.

— Да так, подустал немного на работе, — успокоил я женщину. И, поужинав макаронами по-флотски, ушел в свою комнатку-пенал, разделся, лег в кровать, потянулся.

«Да, «MasterCard» — это не просто банковская карта, это — пропуск в наше светлое и счастливое будущее!» — артикулировал свою светлую мысль Брейн.

— Еще бы! — ответил я, соглашаясь с ним. И, достав из-под подушки роман Джеймса Хэдли Чейза «Легкие деньги», я углубился в чтение.