Глава шестая
В том году торжества, посвященные Дню предпринимателя,
проходили в концертно-развлекательном холле «Сады Победы». Кроме первых лиц
областной государственной администрации, что стало уже традицией, в них приняли
участие представители налогового департамента. Предполагалось, что близкие, на
короткую ногу, отношения тех, кто зарабатывает деньги с теми, кто у них эти
деньги отнимает, будут способствовать деловой активности и развитию рыночных
отношений в регионе.
В тот вечер с «высокой» трибуны прозвучало немало
оптимистичных многообещающих заявлений о «вечной» дружбе фискалов и предпринимателей.
А после официальной части начался фуршет, проходив в сопровождении камерного
оркестра местной консерватории. Как на меня, он был самой интересной частью
программы вечера. Под мелодии Брамса и джазовые импровизации представители
«противоборствующих» сторон, выпивая и закусывая, знакомились друг с другом и
общались в «непринужденной товарищеской» обстановке.
Обычно стеснительный и неуверенный в себе, изрядно
употребив нелюбимой текилы, я почувствовал себя внутренне свободным и раскованным.
И когда оркестр заиграл «Собачий вальс» в стиле Либераче, я осмелел до такой
степени, что решился пригласить на танец девушку из «вражеского стана». Звали
ее Дуней Гермес, и была она заместителем начальника одного из управлений налогового
департамента.
Кареглазая блондинка-фискал, которую про себя я называл
Дульсинеей, мне понравилась. И я, как мне казалось, тоже не вызывал у нее
отвращения. Не знаю, как, но мы нашли общий язык. И, втихаря подшучивая над
захмелевшими коллегами, благоразумно обходя темы профессионального характера, мы
неплохо провели вечер. После фуршета я провел Дуню домой. Прощаясь, мы обменялись
номерами рабочих телефонов и распрощались. На более близкие отношения с
чиновницей такого серьезного ведомства мне, простому супервайзеру без амбиций,
рассчитывать не приходилось. И я постарался забыть о ней.
Накануне нового года у одной нашей сотрудницы намечался
тридцать третий день рождения — юбилей серьезный. И мы в отделе скинулись, кто,
сколько мог на подарок имениннице. Купить его поручили мне как самому молодому
и не обремененному семейными заботами. С работы я ушел пораньше и отправился на
Дерибасовскую, в самый дорогой торговый центр города «Европа». Оказавшись в
этом храме грошового тщеславия, я бродил растеряно по этажам, заходил то в
один, то в другой бутик, прилавки, которых пестрели товарами европейских брендов,
изготовленных преимущественно в Китае или в Таиланде, но не мог подобрать ничего
подходящего на подарок имениннице.
Вдруг в разношерстной толпе покупателей мелькнуло
знакомое лицо. «Это же фискал Дуня, Дуня Гермес! — обрадовался я. — Кто как не она
поможет мне выбрать подарок…»
Не теряя времени, я подвалил к девушке и как бы ненароком
толкнул ее под локоть. Из-под мышки у нее выпал небольшой сверток. Среагировав,
как голкипер на мяч, я подхватил его налету и, галантно извинившись, протянул
девушке.
— Спасибо, — сказала она сдержанно, и собралась уже
пройти дальше по своим делам.
— Это вы, Дуня? — сказал я излишне эмоционально.
— Что вы хотите, молодой человек? — ответила она.
— Вы меня не узнаете? — выпалил я скороговоркой. — Я
Леонид, Леонид Петренко, супервайзер. Мы познакомились в сентябре на вечере
дружбы предпринимателей и фискалов.
— Да? — произнесла неуверенно она. И спросила совсем уж
официальным тоном:
— Чем могу служить?
— Понимаете, Дуня, у меня возникла небольшая проблемка,
не могли ли бы вы по старой дружбе помочь мне ее решить? — предложил я,
заискивающе глядя в ее глаза, и едва не виляя хвостом как годовалый щен.
— Это вы о нашем мимолетном знакомстве говорите, как «о
старой дружбе»? — спросила она, окинув меня ироничным взглядом своих карих,
подведенных синей тушью глаз. — Ну, да ладно, не будем придираться к словам.
Минут пятнадцать спустя искомый подарок был у меня в
сумке. И мы с Дуняшей, покинув «Европу», вышли на улицу. Девушка поеживалась, прятала лицо в воротник
своей норковой шубки. И я сказал:
— Дуня, вы замерзли! Пойдемте-ка, выпьем по чашке
горячего кофе. А заодно и покупку обмоем.
Мы вернулись назад, в «Европу». Там в цокольном этаже
располагался супермаркет, а при нем работал кафетерий. И через несколько минут мы
уже сидели с Дуней за высоким барным столиком, пили кофе с коньком. Согревшись,
Дуня, сняла норковую шубку и осталась в шерстяном голубом пуловере тонкой вязки
и в кошерной юбке мышиного цвета. Из-под нее аппетитно выглядывали круглые симпатичные
коленки, затянутые колготами антрацитного цвета.
— Не знаю, что бы я без вас делал. Выбрать подарок женщине
труднее, чем загнать бильярдный шар в лузу! — сказал я, взглянув на порозовевшее
лицо девушки.
— Ты что, делаешь это впервые? — спросила Дуня, перейдя
на «ты».
— Если честно, то не часто, — признался я.
И, не дождавшись ответа, сказал:
— Скоро Новый год,
вы уже решили, где будете праздновать?
— Поедем с подругой «Буковель», там и отпразднуем, —
сказала она.
— А я буду встречать Новый год дома, это — семейный
праздник!
После этих слов Дуня посмотрела на меня таким мягким
обволакивающим взглядом, что я занервничал и заерзал на своем стуле.
«Знаешь, почему она на тебя так смотрит?» — тут же нашелся
Брейн
— Почему же?
«У нее на тебя созрели интересные планы, они пока еще
сырые, но все-таки…»
— Какие планы, что ты выдумываешь?
«Девушка решила, что из тебя мог бы получиться неплохой
муж…» ‒ ошарашил меня Брейн.
— Она что, хочет меня женить на себе?
«Пока рано об этом говорить. Дуня полагает, что над тобой
еще надо поработать, а вот тогда уже…» ‒ не унимался мой мозг.
— Что это значит: «над тобой еще надо поработать»! —
возмутился я.
«По мнению девушки, первое, что надо сделать, это отшить от
тебя твоих друзей, второе — подлечить тебя в хорошей наркологической лечебнице.
У нее есть одна такая на примете — в ней лечился ее непосредственный
начальник…»
— И это все?
«Нет, что ты! Дуня убеждена, что мужчину надо воспитать
задолго до того, как выходить за него замуж».
— Это что-то новенькое! Откуда ты это взял?
«Это — у них семейное. Точно так думали и так хотели бы
поступить ее прабабушка, бабушка и мама. Но они все трое сглупили: сначала вышли
замуж, а потом, опомнившись, взялись за перевоспитание мужей. Но, как говорится
в таких случаях, поезд уже ушел…» — ударился в конкретику Брейн.
— Леонид, о чем ты задумался? — долетел до меня откуда-то
издалека, как мне показалось, насмешливый голос Дуни.
Я встрепенулся, подобно задремавшему бессет-хаунду,
посмотрел осоловело Дуне в глаза и как загипнотизированный брякнул:
— О женитьбе!
— Странно, — сказала она.
— Что же тут странного? — спросил я.
— Странно то, что и я думала об этом, — сказала она, не
отводя взгляда.
«Вот видишь, Дуняша — самая честная девушка из тех, кого
ты знал, — констатировал Брейн. — Она, о чем думает, о том и говорит…»
Мы покинули «Европу» и по улице Екатерининской пошли в
сторону костела Успения Пресвятой Богородицы Девы Марии. Когда перешли улицу
Греческую, нам встретилась дама с собачкой. Она несла в руках гладкошерстного
чиху-ахуа, пряча его от холода за пазухой. Увидев нас, «мексиканец» подал
голос, но поперхнулся, и вместо лая у него получился чих.
— Будь здоров! — сказал я ласково, улыбнувшись кобельку,
удобно устроившемуся на груди своей хозяйки.
— Боже, как я хочу собаку! — сказала капризно, как-то по-детски,
Дуня.
— Именно такую? — спросил я.
— Да любую! — ответила она.
Новый год мы встречали порознь: Дуня — в Буковеле, я — в
Одессе, скучая по ней. Зато Старый Новый год мы отмечали вместе, в
ресторане «Сады Семирамиды, на корпоративной вечеринке, или «party», как говорят
англичане
Всё там было так, как всегда бывает на вечеринках «для
своих». Захмелевшие мужчины и женщины, провозглашая праздничные тосты, устроили
настоящее battle. То есть, говорили
все сразу, перебивая, и не слушая друг друга. Однако, как мне показалось, все смогли
высказаться настолько, насколько это позволяло выпитое ими спиртное.
Я был чужаком в этой компании. И, наблюдая со стороны за
происходящим, осознал, что для того, чтобы не прослыть «инопланетянином» и полным
кретином, мне надо ни в чем не отставать от пиршествующих коллег. Что я и
делал.
Одним словом, корпоративчик удался «на славу» и
закончился он только под утро. Мы с Дуней, решив прогуляться по свежему
морозному воздуху, шли не спеша улицей Генуэзской. Когда проходили мимо
Одесского регионального института государственного управления, она сказала:
— Надеюсь, в этом году ты станешь слушателем этого
престижного вуза.
— Зачем? — удивился я. — У меня уже есть высшее
образование.
— А затем, чтобы подниматься вверх по карьерной лестнице,
— ответила она простодушно.
— Но я же не монтажник-высотник, — попытался отшутиться
я.
— Нет, конечно. Но ты
будешь занимать высокооплачиваемую должность. Скажем, в одной из региональных
таможен. У них денег — куры не клюют! — сказала она.
— Кто это придумал?
— Я!
— Но я не хочу быть мытарем!
— Если любишь меня, захочешь! — сказала она, одарив меня
холодным поцелуем в губы.
Как и было предсказано, Дуня начала меня перевоспитывать,
наставлять на путь истинный. Это напоминало психологическое давление, что очень
смахивало на харассмент. А я и не сопротивлялся. Не всю же оставшуюся жизнь мне
вкалывать супервайзером! Поработаю таможенником, а там видно будет, решил я,
вспомнив апостола Матфея — он тоже был мытарем. Конечно, евангелистом, как он,
я не стану, а вот блогером — даже очень может быть. Хотя кто знает, как бы я
повел себя, услышав глас Иисуса Христа: «Иди за Мной…»?
Приближался очередной праздник, Международный женский
день. Я начал рефлексировать, засуетился, не зная, чего бы подарить Дуне такого
нетривиального?
«Подари девушке собаку, она давно мечтает о ней!» — подсказал
мне мой предупредительный Брейн.
Прислушавшись к его совету, я пересмотрел на «Староконном»
рынке с десяток щенков разных пород и остановился на одном из самых дорогих —
померанцевом шпице. Как заверила меня собачница-заводчица, сама походившая на облезлую
болонку, этот белый пушистый щенок, которого я купил у нее, ведет свою
родословную от легендарного шпица Марко.
Да, да, от того самого кобелька, которого обожала королева
Виктория и с которым она не расставалась даже ночью. И Дуня была в восторге от
щенка. А я, осчастливив девушку, пережил самые волнующие минуты в моей жизни.
Летом на юге все немножко сходят с ума. Мы с Дуней не были
исключением и с удовольствием «загорали» на пляже под луной. При этом мы чувствовали
себя в эти часы существами, созданными единственно для того, чтобы делиться
друг с другом нашим общим счастьем.
В ту июньскую ночь мы купались в фосфоресцирующем море,
нежились на остывшем от дневного зноя песке. Потом был поздний ужин с дунайскими
устрицами и легким бессарабским вином. Казалось, ничто не сможет омрачить эту
чудную украинскую ночь. Дуня увлеченно рассказывала о своем шпице, которого она
назвала скромно Кингом. «Знаешь, у моего Кинга вчера было несварение желудка. Я
вынуждена была сводить его к ветеринару. И, представь, врач делал ему клизму.
Бедненький пёсик, он так жалобно скулил…» — говорила она.
Покинув пляж, мы поднялись в город и остановились
передохнуть на одной из прибрежных улочек, откуда открывалась панорама
Одесского залива. Ночью она кажется еще романтичнее, чем днем. Я взял Дуню на руки и, осторожно ступая, понес
ее по синему от лунного света газону. Оказавшись под кроной молодого клена, я аккуратно
опустил девушку на травяное ложе.
— Ой, что это там такое? — спросила она шепотом.
— Где? — насторожился я.
— Там, подо мною, — сказала она растеряно.
— Наверное, ёжик, — сказал я неуверенно.
Она просунула руку под свою ягодицу и тут же отдернула,
вскрикнув:
— Какой ёжик? Это дерьмо собачье! Ты специально сделал
это…
— Ты с ума сошла, Дуня! — сказал я.
— Ты это заранее придумал и устроил, — говорила она,
стягивая с себя сарафан, потерявший свою «кошерность». И, оставшись в одном
бикини, побежала прочь.
Я кинулся следом и догнал ее на Лидерсовском бульваре. Но
не успел я сказать и слова, как из-за угла выскочило такси, подкатило к Дуне. Девушка,
распахнув дверцу, села на заднее сидение. Я подскочил к машине с намерением сесть
рядом. Но она ударила меня ногой в пах, прокричав:
— Негодяй, ты оскорбил не только мою девичью честь, мои
чувства! В моем лице ты смешал с собачьим дерьмом весь наш налоговый департамент!
Дверь захлопнулась и такси умчало. Я остался на тротуаре один. Меня всего трясло от злости, бессилия
и отчаянья, что я не могу ничего изменить и вернуть Дуню. Я готов был биться
головой о фонарный столб. И, наверное, сделал бы это, если бы не мой мозг. Он благоразумно
заметил: «Для того чтобы не случались подобные инциденты, людям и собакам необходимо
прийти к консенсусу…»
Я подумал и
согласился с ним. А он продолжал: «На Земном шаре насчитывается около шестисот
миллионов собак. И они могли бы по численности перегнать популяцию людей, если
бы их насильно не кастрировали».
— Земля и так перенаселена,
— заметил я.
«Как бы там ни
было, вам, людям, хотите вы того или нет, придется признать за собаками такие
же права, какими обладаете вы сами. Кроме того, вам необходимо ввести в научный
и в повседневный обиход термин «Собачество», со всеми вытекающими отсюда
последствиями…»
— А как же кошки?
Они не глупее собак. Однажды я видел, как одна из них, взобравшись на унитаз,
справила большую нужду. А потом, представляешь, она сама, без посторонней
помощи, слила воду, — сказал я.
«Возможно! Но
кошки не предъявляли претензий на избранничество, — ответил саркастически Брейн.
— Тем не менее, если бы можно было взвесить, какая из двух цивилизаций — человеческая
или собачье-кошачья, — нанесла больше вреда планете Земля, результат, боюсь,
был бы не в пользу первой…»
«Да, с моим
мозгом не соскучишься. А что, если он окажется прав?» — подумал я.
Комментариев нет:
Отправить комментарий