Глава девятая

 

 

 

— Я не такой сноб, как это может показаться на первый взгляд, — сказал я своему отражению в зеркале, намыливая щеки для бритья.

«Да, ты не сноб, Леня, ты подобие шарика, который прыгает по вращающемуся кругу рулетки всемирного казино. Ему, этому шарику, кажется, что он действует осознанно и самостоятельно, однако каждый раз оказывается не в той лунке, в которой хотел бы остановиться. Так происходит и с тобой: ты метишь в счастливую лунку, а попадаешь в лужу!» — прокомментировал мое заявление Брейн.

— Лужа большая? — спросил я, не скрывая иронии.

«Ну, размер лужи зависит от цели, которую ты ставишь перед собой: чем масштабнее цель, тем больше лужа», — ответил он.

— Ты не в своем уме, Брейн, если сравниваешь меня с каким-то шариком, попавшим в лужу. А я, между прочим, человек, и мне присущи такие качества как свобода воли и право выбора, — сказал я.

«Свобода воли и право выбора» — это метафора, Леня. Их культивируют власть имущие для того, чтобы у  простого человека возникла иллюзия о его исключительности и значимости», — ответил Брейн, пропустив по извилинам легкий электрический ток.

— Возможно, ты прав, — сказал я. — Но каждый вправе поступать так, как велит ему совесть. Когда проходят выборы президента или депутатов в народное собрание, я, например, отдаю  свой голос аутсайдеру или голосую за двух претендентов одновременно. И делаю это из принципа. Дабы уравновесить шансы обеих.

Закончив бриться, я еще раз посмотрел в зеркало. В его глубине вместо моего бритого человеческого лица  отражалась добродушная морда собаки. Другой бы запаниковал, я же воспринял это как должное. Такое со мной происходит каждый понедельник, когда мне нужно идти на работу создавать добавочную и прибавочную стоимости. И глядя в грустные глаза зеркального пса, я подумал: «Интересно, когда придет мой последний час, в какой ипостаси меня похоронят: как Леонида Петренко или как Добермана Пинчера?»

Не найдя ответа, я пошел на кухню, подогрел вчерашний ужин, включил телевизор и радио и стал завтракать. Принимать пищу и воспринимать терабайты информации из двух источников одновременно вредно. Вредно  не только для пищеварения и психики, но и для организма в целом. Однако по-другому я не умею, да и по-другому просто нельзя.

У радио и телевизионных каналов одни и те же источники информации. Однако редакторы и обозреватели интерпретируют новости по-своему. И делают они это так искусно, что, только пропустив через свой интеллектуальный аппарат кучу того словесного мусора, которую они нагромоздили, можно попытаться отыскать зерно истины, если она там вообще присутствует.

В эти ранние утренние часы обычно передают последние вчерашние новости. Они, за исключением некоторых деталей, практически, не отличаются по содержанию от тех, которые транслировались месяц или год назад. Политика и экономика, войны и революции, террористические акты и природные катаклизмы, пандемии и нелегальная миграция, — вот примерное меню, которым потчуют публику информационные агентства.

А для того, чтобы оно не приелось потребителям контента, в него добавляют «блюда с перчинкой»: репортажи об очередном скандале в семье королевы Великобритании Елизаветы Второй; о похождениях отпрысков ближневосточных шейхов; об изменах и разводах голливудских знаменитостей, на худой конец, показывают ролики о «светских львицах», таких, например, как Ким Кардашьян и Джо Лопес, которые постоянно выясняют, у кого из них самая большая попа на территориях двух Америк…

В то утро мое внимание привлекли сообщения о беженцах и мигрантах. Речь в одном из них шла о том, как танкер «Elhiblu-1» подобрал в Средиземном море 108 ливийских мигрантов, направлявшихся в Европу. Капитан судна решил вернуть их назад, в Ливию, однако те, узнав о его решении, захватили судно и взяли курс на Мальту.

После этого началось самое интересное. Узнав о захвате танкера беженцами, власти Мальты отказались принять судно в портах своего островного государства. Аналогичную позицию заняло правительство Италии. «Это не бедствующие мигранты, а пираты. Они смогут увидеть Италию только в телескоп!» — заявил премьер-министр этой страны.

На противоположной стороне Земного шара, в Соединенных Штатах Америки, напряжение с мигрантами достигло такого критического уровня, сообщила диктор, что 45-й президент США Дональд Трамп заявил о том, что американские власти начинают выдворять миллионы иммигрантов, которые незаконно находятся в стране.

В частности, в твиттере Доди написал: «Они будут выдворены так же быстро, как и проникли…» Кроме того, в США отгораживаются от мигрантов забором. Пока его строят только на границе с Мексикой.

Анализируя ситуацию с мигрантами, я вспомнил колонну беженцев-сирийцев, которая едва не столкнулась с колонной крестоносцев: они попали в поле моего зрения, когда мы с отцом и матерью путешествовал недавно по временному «бесформию». Потом я встречал этих сирийских беженцев на улицах Одессы. Это были молодые симпатичные ребята, и вели они себя так естественно, что, если бы не арабская речь, никто бы не догадался, кто есть кто.

«Знаешь, Леонид, я не исключаю, что сюжеты будущего, связанные с мигрантами и беженцами, по напряженности и результатам могут быть трагичнее, чем апокалипсисы прошлого. Но догадываются ли об этом те, кто принимает решения? Вот в чем вопрос…» — прокомментировал эту человеческую трагедию Брейн, конвертируя свои мысли в слова.

— Да, Брейн, беженство — это следствие, а не причина, — сказал я, заканчивая завтрак. И, быстро одевшись, вышел из дома.

К месту моей работы я предпочитаю добираться пешком, — так безопаснее и быстрее, если ты не спешишь, и тебя не штрафуют за отказ от услуг городского коммунального транспорта.

Оказавшись в Старобазарном сквере, я почувствовал, что наступил левой ногой на что-то мягкое и пружинистое. И сразу же подумал с досадой: «Снова вляпался, опять ступил ногой в собачье дерьмо»! И остановился, чтобы избавиться от этой дурно пахнущей субстанции.

Как только я оторвал подошву левой туфли от земли, под нее подкатила шустрая розовая собачонка — шпиц. Она схватила что-то зубами и понеслась вдоль аллеи. Подбежав к женщине, стоявшей в тени каштана, она «выплюнула» нечто грязновато-белого цвета к ее ногам.

«Это же мяч, теннисный мяч!» — догадался я. И, радуясь тому, что в этот раз мне повезло, я резво подошел к женщине, намереваясь познакомиться с нею. Почесав шпица за ухом, я спросил:

— Это у вас сучка?

— Сучка, сучка, — сказала нервно собачница. — Но мы с незнакомыми кобелями не гуляем.

Сучка-шпиц, истолковав слова хозяйки по-своему, с лаем накинулась на меня. От неожиданности я оскалился, поджал хвост и отскочил в сторону, подумав в сердцах: «Не везет мне с этими сучками!»

В офис фирмы «Tantalum ltd.» я пришел без пяти минут девять. И сразу же напоролся на непосредственного начальника — Кривошеина. «Дурное предзнаменование!» — решил я и трижды сплюнул через правое плечо, приговаривая: «К черту, к черту, к черту…»

— Петренко, ты любишь молдавские вина?» — спросил, не ответив на мое приветствие, Кривошеин.

Я не успел ответить, как он продолжил:

— Сегодня в ресторане «Час пик» состоится дегустация молдавских вин, вероятно, виноделы из соседней страны хотят выйти на наш рынок алкоголя. И ты, Петренко, будешь представлять на этом мероприятии нашу фирму.

— Почему Петренко? Что, нельзя было послать кого-нибудь другого! — возмутился я.

— Так решило руководство. Официальное приглашение найдешь на своем рабочем столе. И смотри, Леня, не напивайся там, как в прошлый раз, а не то мы попадем с тобой в международный скандал, — сказал Кривошеин.

— О чем вы говорите! В какой «прошлый раз»? — спросил я, обидевшись.

— Ну, не в прошлый, а в позапрошлый раз, — сказал он, ехидно улыбаясь.

— Не такой уж я горький пьяница, чтобы позорить нашу контору, — сказал я. И пошел к себе.

На моем столе лежал конверт. Я открыл его, достал открытку. На ней была изображена бутылка вина «Negru de Purcari». На обратной стороне открытки сообщалось: «Дегустация марочных вин Республики Молдова состоится в ресторане «Час пик», в 17.00. Wellcome, please! »

«Negru de Purcari» — произнес я мечтательно и, включив комп, стал поверять электронную почту.

«Что, ты хочешь найти там, Леня? Пост Веры Мейсон? Но его там нет, и не может быть!» — саркастически отреагировал на мои действия Брейн.

— Сам знаю! — сказал я, шмыгнув носом, и занялся созданием новой добавочной и прибавочной стоимостей, одновременно вспоминая мою последнюю поездку в Молдову.

Это было в 1990 году. 2 сентября в Тирасполе должен был состояться Чрезвычайный съезд депутатов всех уровней Приднестровья. Предполагалось, что на нем утвердят Декларацию о создании Приднестровской Молдавской Советской Социалистической республики. Редактор газеты, в которой я тогда работал обозревателем, отрядил меня в командировку на левый берег Днестра с заданием написать репортаж об этом эпохальном событии.

В Тирасполь я приехал во второй половине дня субботы, и сразу пошел искать место для ночлега. В гостинице я сказал администратору: «Буна сера». Однако, сказанное «Добрый вечер» по-молдавски вызвало неадекватную реакцию у женщины, стоявшей у стойки портье.

«Ты что, забыл русский язык?!» — накинулась она на меня.

«Но я же все-таки нахожусь в Молдове…» — сказал я, уверенный в том, что действую согласно этикету.

«В какой Молдове, парень? Ты находишься в Приднестровье, в независимом Приднестровье, понял?» — заявила гордо незнакомка.

Я не знал, кто эта женщина. Но по ее поведению, по ее словам и враждебному взгляду я понял, что оказался на оккупированной территории. На следующий день, в Тираспольском драмтеатре, в котором проходил чрезвычайный съезд приднестровских депутатов-сепаратистов, мое предположение об оккупации части территории суверенной Молдовы подтвердилось. О чем можно было догадаться, увидев дюжих молодцов с красными повязками, следивших за порядком. И я подумал, зачем столько охраны, если «за кулисами» этого съезда стоит 14-я русская армия?»

Тем не менее, выступая с трибуны, депутаты пугали друг друга теоретической возможностью присоединения Молдовы к Румынии. Мне запомнился один из депутатов, который вышел на трибуну с ржавыми кандалами в руке. Размахивая этой железкой над головой, он кричал: «Вот, в таких браслетах румыны держали молдаван!»

И, сделав трагическую паузу, патетически обратился к залу со словами: «Неужели мы допустим, чтобы это повторилось на нашей земле?» После этих слов зал взорвался аплодисментами. И у меня не осталось сомнений, чем закончится этот съезд, инсценированный Москвой…

Часы на мониторе показывали 15.30. Я выключил лэптоп и вышел из офиса. День был солнечным, дул легкий ветерок и листья тополей над головой словно шептали на своем языке: «Пойди, погуляй парком «Победы», зайди в кафе над озером, выпей чашку черного кофе. До начала дегустации осталось достаточно времени …»

Когда я пришел в ресторан «Час пик», все уже было готово к дегустации. У стола регистрации я встретил знакомых: журналиста Романа Черновицкого и бывшего директора партийного архива Ивана Мотузку. Поздоровавшись, мы сели за один стол, на котором стояли шеренги бокалов, приготовленные для опробования вина.

Модератор этого мероприятия, Ксана, стройная рыжеволосая красавица, представила молдавских виноделов и их продукцию, после чего началось почти театральное действо — дегустация. Вино в бокалы для опробования наливали молодые молдаванки в национальных одеждах. Модератор Ксана давала каждой марке вина краткую характеристику и сообщала, в каком регионе Молдовы оно произведено. Красивая женщина с бархатным голосом, и зажигательная жизнеутверждающая молдавская музыка сообщали дегустации дополнительную интригу.

Мои приятели прилежно, и, как мне показалось, со знанием дела дегустировали вино. «Пожевав» во рту,  они выплевывали его обратно в бокал, а этот «плевок», в свою очередь, выливали в специально приготовленный графин. После чего брали очередной бокал вина и проделывали с ним то же самое, что и с предыдущим.

Я присутствовал на таком мероприятии впервые и чувствовал себя не в своей тарелке. По чести, мне претило то, что дегустаторы делают с этим благородным напитком. Поэтому я решил для себя: «Пусть они дегустируют вина, а я буду наслаждаться ими, смакуя, как простой потребитель». Наконец, подали темно-красное Negru de Purcari. Пригубив вина, я стал «жевать» его. И «жевал» до тех пор, пока у меня во рту не появился устойчивый длительный вкус. Он был слегка терпким, потом стал нежнее, напомнив мне вкус перезрелой вишни. А в букете вина я уловил аромат черного швейцарского шоколада и паслена.

Я пил «Negru de Purcari» медленными глотками и наблюдал за рыжеволосой зеленоглазой феей-Ксаной, как она аккуратно, тремя пальцами, держит радиомикрофон, как она говорит, прикасаясь губами к его шарообразной красной головке. Я смотрел на ее грудь, покатую как холмы Молдовы, вина которой она представляла, и ниже – туда, где под складками вечернего платья угадывались формы ее тела, ее стан, напоминавший изгибы контрабаса.

«Старый дуралей! Ты так увлекся, что уже не понимаешь, кто перед тобой: фея или Ксана? Или они обе в одном лице? — стал журить меня Брейн. — А ведь еще Марсель Пруст, блуждавший лет сто назад в поисках утраченного времени, предупреждал: «…фея блекнет, когда мы приближаемся к настоящей женщине, носящей ее имя, ибо имя начинает тогда отражать женщину, и у женщины ничего уже не остается от феи…»

— Ничего ты не понимаешь, Брейн. Марсель Пруст был снобом и астматиком. Он задыхался от запаха настоящей женщины, поэтому якшался исключительно с бесплотными феями, лишенными аромата, — сказал я в пику Брейну. И почувствовал, как Роман Черновицкий толкает меня в бок, приговаривая: «Ты, Леня, не забывай, нас пригласили на дегустацию, а не на дружескую попойку…»

И я, вдохновленный феей-Ксаной, не жадничал: ставил молдавским винам высокие балы, приговаривая: «Нате, мне не жалко!» Однако самой высокой оценки — двенадцать балов из десяти возможных, — я удостоил «Negru de Purcari».

После дегустации я поехал в центр города. Любимой женщины, которая ждала бы меня, у меня не было. И я неспешно гулял Приморским бульваром, наслаждаясь морским бризом. Потом поднялся по Екатерининской площади наверх и остановился у восстановленного по недоразумению городских властей памятника российской императрице Екатерине. Возрожденная в металле, она стояла на высоком пьедестале в окружении приспешников, и равнодушно взирала на происходящее вокруг. Как женщина, она взяла от земной жизни все сполна, даже более того.

А внизу, у пьедестала, порхали разноцветными бабочками неудовлетворенные жизнью жрицы продажной любви, раззванивая вокруг запах духов «Пани Валевская».

Господи, подумал я, на протяжении тысячелетий, начиная задолго до Навуходоносора и Соломона, которого, как говорят, совратила юная темнокожая царица Савская, и до наших дней с женщинами происходит неизменная, неисчислимо раз повторяющаяся аберрация: одни становятся царицами, другие – проститутками. Что, в принципе, одно и то же, так как отличаются они между собой только весом золота, которое они запрашивают за предоставляемые ласки и любовь.

А почему именно такому алгоритму подчинен этот всемирный процесс – это загадка нерасчлененного, вечно убегающего времени.

«А, может быть, в этом виноваты вы, мужчины? И, прежде всего, первый из вас, Адам, который свалил ответственность за свое грехопадение на женщину — Еву…» — поделился со мной своими соображениями Брейн.

Я возвращался домой тихими вечерними улицами Одессы, размышляя о том, чего я не понимаю. У Городского сада мне встретился бездомный пёс. Он бежал впереди меня и, наткнувшись на какой-нибудь предмет: угол дома, ствол платана или колесо лексуса, он поднимал правую или левую задние лапы и обрызгивал его тонкой ароматной струйкой мочи.

Так он метил границы территории, на которую претендовал. Эта ароматная метка, как биометрический паспорт человека, в ней содержится вся необходимая информация. Благодаря этим данным можно безошибочно удостовериться о принадлежности этого пса к многочисленному сообществу четырехлапых — Собачеству…