Дезинтегрировать Каина
Анатолий Михайленко
Продолжение. Начало на страницах от 22, 24 и 26 июля
-4-
— Я все–таки сделал это, я дезинтегрировал Каина! — вырывается из его груди приглушенный крик,
когда он просыпается от яркого света, проникающего сквозь толстое стекло
иллюминатора. Стушевавшись, прикрывает рот рукой, оглядывается. Но в каюте он
один, хотя ощущения ему подсказывают, что еще недавно здесь кто–то был, и, судя
по оставшемуся в воздухе тонкому цветочному аромату духов, это была женщина.
Куда и зачем она ушла?
Сандро инстинктивно шарит рукой под
подушкой, нащупывает электрошокер. «От него
надо избавиться. И как можно быстрее!» — решает он. Одевшись, выходит наружу и
снова оказывается на корме судна, на том самом месте, где все и произошло в
предрассветных сумерках. Еще раз внимательно осматривает все вокруг — никаких
улик, если не считать той, что при нем. По пути в бар он достает из заднего
кармана брюк черный продолговатый предмет и незаметно опускает его за борт
идущего на полном ходу судна.
— Доброе утро, что будете на завтрак? — встречает его вопросом
знакомый бармен–авалонец Джордж 4.
Сандро заказывает яичницу из двух яиц с охотничьими колбасками,
сок киви и черный кофе.
— Джордж, почему сегодня так мало посетителей? Что–то
случилось? — спрашивает он, предположив, что исчезновение Каина должно было бы
вызвать на судне переполох.
— Народ готовится сойти на берег, через час швартуемся в
Тарасбурге 5, — говорит бармен, протирая салфеткой стаканы.
Хлопает входная дверь, и вместе со сквозняком в бар вваливается
шумная компания: впереди — Каин, как всегда, подтянутый и набриолиненный, за
ним тучный розовощекий Вислюковски в обнимку с двумя длинноногими блондинками.
— Джордж, шампанского! — бросает он на ходу по–барски бармену.
Увидев Каина живым и невредимым, Сандро меняется в лице.
Отложив вилку и нож, он направляется в туалет, прикрыв рот рукой, добежав к
унитазу, склоняется над ним. Приступы мучительной рвоты длятся несколько минут,
выворачивая желудок наизнанку и выбрасывая наружу съеденный завтрак, сгустки
тягучей слизи и желто–зеленой желчи. Наконец все внезапно заканчивается, как
началось. «Я, кажется, схожу с ума», — говорит он, увидев в зеркале свое
измученное бледное лицо и покрасневшие белки глаз. Освежив лицо под краном,
возвращается, пошатываясь, в бар.
— Что с вами, вам плохо? — спрашивает участливо бармен.
— Не обращай внимания, Джордж, это после вчерашнего, — говорит
он, расплачивается и покидает бар, мельком взглянув на стол, за которым
расположилась только что вошедшая компания во главе с Каином.
На верхней прогулочной палубе, к счастью, ни души. Сандро
садится в лонгшез, достает пачку сигарет, закуривает. «Если прошлой ночью я
дезинтегрировал Каина, то кто тогда сидит сейчас в баре с Вислюковски и
барышнями?» — задается он вопросом. И находит два вразумительных ответа: или
вчера на корме ему повстречался его двойник, или все произошедшее ему
приснилось.
Как бы там ни было, проблема осталась нерешенной. Судебный
процесс по делу «29 августа», длившийся около трех лет, закончился фарсом.
Незначительные наказания понесли третьестепенные участники трагедии в
бичестоунском торгово–развлекательном центре «Млечный путь», ее истинные
зачинщики и исполнители ускользнули от рук правосудия.
— Тридулийская Фемида окривела на оба глаза! — сокрушался
Сандро, когда после оглашения приговора они зашли с Перецом Шароном в кафе
«Стойло Козерога» заглушить горечь досады чем–нибудь крепким.
— Ей не только завязали глаза, но и заткнули рот, — сказал
Перец после доброго глотка обжигающей небо и гортань «Mandragora old». — При этом ей заранее подсказали, какая из двух чаш весов
правосудия должна потянуть книзу.
— Кому?
— Да твоей Фемиде!
— Ублюдки, — развел безнадежно руками Сандро. После чего
наступила долгая пауза. Каждый из приятелей думал о своем. Сандро — о Саломии,
которую он любил больше жизни, Перец — задавался вопросом, не пора ли сваливать
из страны, где политическая целесообразность ставится выше закона? «Дело даже
не во мне, — размышлял он, — а в детях. Какое их ждет будущее, и будет ли оно у
них вообще?»
— Саломия была для меня тем единственным, ради чего стоило
жить, — сказал, ни к кому не обращаясь,
Сандро, словно разговаривал сам с собой.
— Не отчаивайся: судилище закончено – суд продолжается, —
сказал Шарон.
— Не понимаю, к чему ты клонишь?
— А тут и понимать нечего! Убили твою любимую, твою жену, Саломию,
беременную твоим ребенком. И она и твой не рожденный сын требуют отмщения, — продолжил Шарон. — В одной мудрой книге,
почитаемой евреями всех времен как на планете Земля, так и здесь, на Патрии,
сказано: «Не
берите искупительный дар за душу убийцы, смерти он будет предан…»6 — произнес патетически он.
— Но я же не еврей, я — тридулиец!
— Тем хуже для тебя! — продолжил тот, не моргнув глазом.
— Ты бы еще
вспомнил кодекс Хаммурапи! — съязвил Сандро.
— А почему бы и
нет! Или ты полагаешь, что древние земляне были глупее современных патрианцев,
в частности, тридулийцев?
— А как же быть с шестой заповедью!?
— Не путай божий дар с
настойкой мандрагоры! Вы, тридулийцы, только начали строить свое государство,
вырабатывать правовую систему, общественные отношения, так что, позаимствовать
лучшее у предшественников не зазорно. В том числе и принцип Талиона,
подразумевающий равное возмездие за совершенное преступление, более известное
как «око за око, зуб за зуб», — сказал
Шарон и посмотрел осоловело на приятеля.
— Это прерогатива государства, а не моя, — ответил неуверенно Сендро.
— Дезинтеграция негодяя
лишает его возможности совершать другие убийства. Ты знаешь, о ком речь. И
возмездие должно быть неотвратимым! — сказал ему тогда Перец Шарон…
«Возмездие должно быть неотвратимым!» —
произносит про себя Сандро. И сожалеет, что поспешил выбросить электрошокер в
море. «Но у меня же еще остался МПМ 7 с глушителем! Как это я забыл
о нем», — вспомнил он, вздохнув с облегчением.
Продолжение следует
