Анатолий Михайленко  

   

                                        ФАНТАСТИЧЕСКИЙ ПОЛЕТ

                                      

                                        Майский голод, майский холод,

Боль в прокуренной груди.

Застегну на куртке ворот,

Чтоб души не застудить.

Ибо просто ниоткуда

Проявляются в судьбе

То весенняя простуда,

То горчинка на губе.

Как травинка на карнизе

Или падшая звезда

Путешествуем по жизни

Ниоткуда в никуда.

В никуда и ниоткуда –

Фантастический полет!

А весенняя простуда

Неожиданно пройдет.

Лишь останутся паренье

И протяжный взгляд с высот

На сгоревший куст сирени,

Как на жизни эпизод –

Не фатальный, не скандальный,

Но на той уже меже,

Что пора с прицелом дальним

Молча думать о душе.

О душе, о жизни грешной,

А пока лечу-грущу,

Лихо косточку черешни

На орбиту запущу.

Пусть и косточка летает,

Словно падшая звезда,

Ибо даже Бог не знает,

Кто, откуда…и куда?

          

           

        х  х  х

Когда сирень персидская

Грустит по-украински,

Тебя в объятьях тискаю,

Забыв о пошлом риске.

Толпою быть увиденным

Нисколько не страшнее,

Чем закутке обыденном

Свихнуться от «Шанели».

Какие люди скучные,

С каким превратным вкусом,

Как будто мулы вьючные

Под непосильным грузом.

Но что всего печальнее –

И мы таким будем,

Когда, вкусив отчаянья,

Разлюбим и забудем.

Ну что, скажи хорошего,

Испытывая скуку,

Не ощущая прошлого,

Смотреть в глаза друг другу?

               х  х  х

В густейшей вязи влажных веток

Завяз июнь, завязло лето,

И небо дышит горячо,

И мы идем к плечу плечо

На расстоянии предельном

По двум дорогам параллельным,

Чтоб две в одну соединить

И в мире долго-долго жить!

А время – на исходе века,

Нетрудно встретить человека,

Но в страшной сутолоке дней

Соединиться с ним трудней!

Но это все пойму я после,

Ну а пока без всякой пользы

Веду твоим веснушкам счет,

Как звездам первый звездочет.

Еще есть время длиться сказке,

И рано думать о развязке,

Легко касаются еще

Мое плечо – твое плечо!

 

                                             х  х  х

Пили шампанское,

Ели взахлеб крем-брюле –

Было и кончилось

Краткое кроткое нечто!

Чтоб не случилось

Со мною на этой земле,

Вас я любил, в чем клянусь

Моей мышцей сердечной.

Вас я любил, и на этом

Поставить бы крест,

Ибо, скитаясь по свету,

Нашел свою нишу и крышу.

Но сознаю, уходя

Из насиженных мест,

Первое слово забыл,

А последнее вряд ли услышу.

Но кроме них,

Унесенных дыханием слов,

Что-то должно оставаться

Еще в промежутке…

Пусть это будет

Несчастная наша любовь,

Если счастливой

Судилось бежать на попутке.

                CЧАСТЬЕ

Жизни грусть неся на коромысле,

Счастье встретил и, поправив чуб,

Я спросил его без задней мысли:

- Или, счастье, я тебе не люб?

- Люб, а как же! – счастье отвечало,

И в смущенье прятало глаза.

Что оно в душе моей читало,

Ни узнать, ни высказать нельзя.

Да, видать, пророческие тексты

Счастье на беду другим прочло,

Но не высказало вслух протеста,

А меня кому-то предпочло…

Я не плачу, не виню, не касаюсь,

Я таких немало повидал,

Но ни от кого не отрекаюсь

И – не возвожу на пьедестал.

Ибо крестную торя дорогу,

Столького наделал невзначай,

Что доверюсь одному лишь Богу –

Кару или милость назначать.

        ИЗ ВОСТОЧНОЙ ПОЭЗИИ

Вот незаметно и зрелость подкралась,

Знаю, что вовремя, не опоздала.

Что же мне делать? Жалею и каюсь

В том, что любил я, как скареда, мало.

Горькой обиды душа не стерпела,

Бредит любовью, как в юности, верьте,

Только желание женского тела

Реже приходит, чем мысли о смерти.

Поздно мечтать молодцу о гареме,

Розах, мимозах и девицах шустрых.

Просто такое сподобилось время –

Радость искать в платонических чувствах.

      

                                               ЦВЕТЫ ПАМЯТИ

                          

                   Дочери Ирине

Жизнь, прожитая нескладно –

Это, знаешь, тоже жизнь;

От начальной до конечной

На проезд не одолжить!

Ну а все, что в промежутке

Уместилось невпопад,

Пусть без выдумки, без рифмы,

Напрочь вписано в судьбу.

Даже если на заборе

Или в доме на стене,

Где в любви нам отказали,

Не найдется ни строки.

К счастью, надписи закрасил

Добросовестный маляр,

И останутся загадкой

Имена и адреса.

Но сквозь время, но сквозь краску

Проступают в темноте

То ли стершиеся буквы,

То ли памяти цветы.

Значит, что-то в жизни было,

Что-то все-таки сбылось,

Потому что мы любили

И ушли не разлюбив.

Ибо знали изначально,

Равнодушье не про нас:

Можно сильно ненавидеть,

Лучше искренне любить!

А теперь пускай другие,

Нашим опытам не вняв,

Но с надеждой на взаимность

Что-то лучше сочинят.

Так возвышенно и складно,

От начала до конца,

Чтобы жизнь свою читая,

Сами плакали навзрыд.

                 

                 х  х  х  

Старая улочка, гиблый квартал,

Стены облуплены, ржавый металл.

Ах, неужели по улице этой

С девой мы шли незапамятным летом,

Здесь ли я в губы ее целовал,

Желтые гроздья акации рвал?

Что с тобой, улица милая, сталось?

Даже ларька с газ-водой не осталось,

А под акацией также с утра

Запах медовый, пчела и жара.

В очередь стать бы, что вьется веревкой,

И за копейку попить газировки!

Капелек несколько с газом глотнуть,

Спутнице потный стакан протянуть…

Юная дева куда - то  пропала,

Старая улица вслед захромала.

Взрослый мужчина под легким хмельком

Что-то бормочет обугленным ртом.

                                                                              х  х  х

В Одессе ноябрь девяносто восьмого

Не с первого начат числа, а с утра,

Воскресное солнце от имени Бога

Развесило в городе свечи и бра.

Я вышел на улицу, мытую светом,

Пройтись по асфальту знакомых дорог,

И листья, как рыжий с подпалиной сеттер,

Бежали, ласкались и вились у ног.

И сразу же, целостность мира не тронув,

Откуда-то, вынырнув из синевы,

На крону платана присели вороны –

Три черных алмаза в короне листвы.

Я шел среди праздника цвета и света

С опаской в душе, как непрошеный гость,

Но радуясь все же, что как-то и где-то

Участвовать в празднике этом пришлось.

А вот и залив, что синее индиго,

Суда, словно угли в горячей золе.

Какое прекрасное сладкое иго –

Греховная жизнь на греховной земле!

                              

                                                         ЛОНО МОРЯ

Я увижу тебя на рассвете,

Я услышу тебя на подходе.

Ты как песня о Новом Завета

Или что-нибудь в этом роде.

Я еще подойду к тебе ближе,

Ты к ногам обаятельно ляжешь.

Я тебя ни за что не обижу,

Обижать не подумаю даже.

Ты вздохнешь протяженно и сонно

И откинешься навзничь небрежно.

Я войду в твое нежное лоно

И нырну в глубину безнадежно.

Ты меня непутевого примешь,

Ты меня от себя не отринешь.

Я открою глаза голубые –

Проплывут мимо рыбы рябые…

        

                                                        НЕ НАДО ОГОРЧАТЬСЯ

 Такая нынче в небе кротость,

Что слезы к горлу подступили, но

Давай не будем предаваться грусти,

Хотя грустить не хуже, чем шутить.

Когда в душе не то, чтобы смятенье,

А лишь намек случайный на него;

Но ничего, не надо огорчаться,

Серчать и вслух произносить слова.

Листва курчавится и ветви гнуться,

И улыбаться есть чему, пока

Уже не лето, но еще не осень,

Еще не старость, но увы, уже…

                                                             х  х  х

Мой поздний сентябрь переходит в октябрь,

В дороге меняя по моде одежды.

Остался я в помыслах и ловок и храбр,

Как прежде питаю благие надежды.

А что же мне делать, мой старый корабль

Застрял между прошлым и будущим между,

Но, к счастью. я все-таки ловок и храбр

И в деле своем не похож на невежду.

Я кое-что слышал о розе ветров,

Стоял на причале, закутавшись в ватник,

Но каверзы рифмы и ритмы стихов

Мне ближе любых Атлантид и Атлантик.

И пусть не увижу разлет парусов,

Я, может быть, в жизни последний романтик.

                                              УТРЕНЕЕ ПЕРО

Окно распахну на восток,

Впущу голубую прохладу.

На ветке уснувший листок

Приятен и сердцу и взгляду.

И будто судьбы поперек,

Крылами туманность рассеяв,

По воздуху несколько строк

Протянутся с юга на север.

Над чадом шоссейных дорог

Пройдут они медленной данью,

Их крик прозвучит как упрек,

Как жалоба и как прощанье.

И выйду в поля по утру

Встречаться с трепещущим станом,

С асфальта перо подберу

И что-то записывать стану.

Того, что случилось не в срок,

Уже никогда не исправлю,

Но в воздухе несколько строк

На память кому-то оставлю.

Все в жизни стремится к нулю,

А выйдет вселенской печалью…

Я всех вас, блаженных, люблю

И всех вас заранье прощаю.

                                  

                               ПОД СЕНЬЮ КАШТАНОВ И СОСЕН

Небо грустит, упустив журавля,

Бледной становится поздняя просинь.

В парке приморском деревьями для

Осени стелется пестрая простынь.

Рядом лукаво молчит Борисфен,

Тайны былого скрывая в лагуне.

Топчут каменья разрушенных стен

Псы боевые и новые гунны.

Словно о прошлом пророческий сон

Снится под сенью каштанов и сосен,

Слышится древних монет перезвон,

В город стучится античная осень.

                                           КРАСНАЯ ОСЕНЬ

Нирвана. Без четверти восемь.

И с четвертью красная осень,

Собравшая фрукты в садах,

Залившая мир купоросом

И охрой в отдельных местах.

Как женщина в яркой мантилье,

Влюбленная в пахаря или

В садовника, снявшего плод,

Мечтает, чтоб душу любили –

Не только ядреную плоть.

Заметив свое увяданье,

С тревогой идет на свиданье,

Сияя румянами щек,

Несет, как предмет для гаданья,

Последний прощальный цветок.

И сам, испытав одинокость,

Приму этой осени кротость,

Желанье понравиться всем

С опаской нарваться на колкость,

И белую грусть хризантем.

                                                     ЛИСТОПАД

Листопад-хулиган загулял невпопад

И завел холодрыжицу из-за границы.

Повороту такому событий не рад,

Я сейчас бы отправился в теплую Ниццу.

Там приморские кущи ласкает мистраль

И на клумбах роскошных цветут гиацинты,

А за городом ждет, как всегда, пастораль –

Пастушки и пастушки, и церковь, и цвынтарь.

Вдалеке монастырь, престарелый аббат,

Как вороны, стоят на коленях монахи,

И французский, гулящий во всю, листопад

Кипарисам задул на затылок папахи.

И мне так захотелось вернуться назад,

Отвергая мистраль, гиацинты и Ниццу,

Пастораль и пастушек – в родной листопад

И напиться из крана днестровской водицы.

Отдохну и пойду в мой платановый сад,

Погоняю ворон надоедливых стаю,

Посижу на скамье, посмотрю листопад

И бездомным собакам стихи почитаю.

                                                        ИДИЛЛИЯ БЕДНЫХ КВАРТАЛОВ

У бедных кварталов свой голос и соус,

И гордость, и подлость, и прыщ на носу.

Там жарят в домах черноморский анчоус,

А попросту в кляре готовят хамсу.

Скворчит в сковородках пахучее масло,

Нехитрая пища румянится в нем –

Хрустящее жирное «с косточкой» мясо

Пойдет с майонезом и красным вином!

Хозяйки с фигурами тучного Будды

Над яствами стонут, сопят и пыхтят,

Добавить в них перец и соль не забудут,

Гоняя незлобно от миски ребят.

И вот начинается – ужин ли, праздник, -

Когда с аппетитом все пьют и едят,

И этого пиршества каждый участник

По-братски участнику каждому рад.

Потом, захмелев, заведут разговоры,

А кто-то и драку внезапно начнет,

Но эти по-детски наивные ссоры

Не к месту, не к сроку, и, значит, не в счет.

Я в жизни познал и увидел немало,

Но эта святая на кухнях возня,

Но эта идиллия бедных кварталов

Уже никогда не покинут меня.

                                   

   

 Вечный трамвай

На Старопортофранковской трамвай –

Не транспортное средство, а потеха:

В какое время дня не поджидай,

А он придет лишь на исходе века.

Но, к счастью, Бог не обделил умом

Найти работу в трех минутах ходу,

А по Одессе мне пройтись пешком

Приятно даже в мерзкую погоду.

Еще приятней, если мелкий дождь

Слегка тушует абрисы строений, -

В такие дни уйдешь и пропадешь

В какой-то странной смеси настроений.

Какое дело вам до нежных чувств?

Отрадно жить, отчета не давая.

Всю жизнь свободе горестно учусь,

Тем паче – от авто или трамвая!

Я пешеход, и в этом весь резон,

И в этом лишь мое предназначенье.

Ладонью глажу стриженый газон,

Иду в грозу, ветров ловлю верченье.

Не нужно мне «качать» мои права,

Ведь здесь мои Ершалаим и Мекка.

А старый порто - франковский трамвай

Меня догонит в двадцать первом веке.

                   

С одесским приветом, Анатолий Михайленко

Р.S. Не понравится – отправляйте в корзину