С президентом на брудершафт...

Анатолий Михайленко

          С президентом на брудершафт

Yesterday,

All my proubles seemed so far away

Now it looks as though they're here to stay…

Червень прибыл в Киев утренним поездом, быстро отыскал гостиницу «Президент–Отель» — адрес был указан на бланке официального приглашения. В двухместном номере, куда его поселили, молодой человек, по виду еще юноша, раскладывал свои вещи.

— Эмиль, Эмиль Черныш из Винницы, — представился он, улыбнувшись.

— Юний, — сказал Червень, подумав, что парня с бесхитростной улыбкой можно не опасаться.

— Это шутка? — спросил винничанин.

— В смысле?

— В смысле имени…

— Мои родители историки, зациклились на античности. А я теперь отдуваюсь за их любовь к Древнему Риму, — пояснил Юний.

— А вот мои родители, видать, почитали Пугачева.

— Что, тоже историки?!

— Нет! Они назвали меня его именем — Емельян. А Эмиль — это я уже сам придумал.

Приведя себя в порядок, они спустились в гостиничный холл. Там несколько десятков коллег, представлявших украинскую региональную прессу, обступили невысокую брюнетку в сером деловом костюме, белой блузке с черным кокетливым бантиком на шее вместо галстука, и в туфлях на высоком каблуке.

«Еще одна жертва моды!» — подумал Червень, увидев, как девушка балансирует на «шпильках», пытаясь твердо стоять на ногах.

— Вот таким только и доверяют что сопровождать журналистов и раздавать персональные «бейджики», — сказал он.

— Зато она в свите президента! — поддержал его Эмиль.

К одиннадцати часом вся «журналистская рать» прибыла автобусами на Европейскую площадь. Высадились у Крещатого парка, по подземному переходу перешли на другую сторону площади, поднялись бетонными ступенями к «Украинскому Дому», где должна была состояться пресс–конференция главы государства.

После обычной в таких случаях процедуры — регистрации, проверки паспортных данных, выворачивания наизнанку карманов перед придирчивой охраной, досмотра диктофонов, фотоаппаратов, видеоаппаратуры, прохождения сквозь рамку металлоискателя, — все, наконец, оказались внутри здания.

Президент задерживался. Охрана нервничала. Проголодавшиеся «акулы пера» выстроились в очередь у буфетной стойки, чтобы наскоро перекусить бутербродами, выпить чашку кофе или чаю.

Воспользовавшись возникшей паузой, Червень спустился на нулевой этаж покурить. А когда вернулся, обстановка уже была другой, наэлектризованной, что ли. Не хватало только искр, проскакивающих между собравшимися в фойе людьми.

«Как перед вторым пришествием!» — подумал он. И в ответ ему отозвалось эхом: «Едет! Едет!..»

Журналистов попросили пройти в зрительный зал, занять места, приготовится. Несколько минут спустя, из–за голубых кулис на сцену вышли трое: женщина и двое мужчин. Один из них коренастый, выше среднего роста, в сером как легированная сталь костюме, сорочке цвета морской волны и неброском галстуке в тон костюму. В наступившей тишине что–то щелкнуло, и усиленный репродуктором мужской голос объявил: «Президент Петр Могила!» — И все, находившиеся в зале, встали, приветствия его.

Червень с Эмилем сидели во втором ряду, под небольшим углом к центральной оси сцены. С этого места можно было хорошо рассмотреть гаранта: крупная голова на короткой шее надежно посажена на широкие плечи атлета; редкие рыжеватые волосы, виртуозно причесаны, так, чтобы скрыть лысину; загорелое морщинистое, словно пожеванное, лицо; под тяжелыми верхними веками небольшие глаза цвета медного купороса. Такого встретишь на Бессарабке и пройдешь мимо, не оборачиваясь. Однако первые впечатления обманчивы, простота — кажущаяся.

Червень, включил диктофон на запись. И начал вспоминать, когда он впервые встретился с Петром Могилой. Это было осенью девяносто третьего года, на одесском НПО «Холодмаш». Могила, тогда еще только претендентом на высший государственный пост, встречался с директорами крупных предприятий города. Встреча проходила едва ли не за закрытыми дверьми, кулуарно. И понятно, почему: область и город были в руках креатуры действующего главы государства.

— Я точно знаю: страну мы просрали, — с ходу, не раскачиваясь, заявил претендент, приятно удивив присутствующих своей простой. И продолжил: — Но я верю, что мы ее сможем возродить, если восстановим управляемость, производственный потенциал, товарно–денежные отношения и откажемся от захлестнувшего нас бартера…

У Могилы не было ораторского таланта. Он выражался скупо, но доходчиво. Его предвыборная программа была прозрачной и понятной мастодонтам местной индустрии. Больше всего их подкупило в претенденте то, что он, как и они, был родом из советской партийно–административной системы. И каждый из них уже просчитывал свои выгоды от того, что у руля государства станет не какой–то политикан, а человек их круга.

Взобравшись на вершину властной пирамиды, Могила обнаружил скрываемые до поры до времени качества. Первое и главное что ему удавалось — так это в «судьбоносных» вопросах переигрывать законодательное собрание. Используя межпартийные и внутрипартийные разногласия, он нередко добивался своего. Именно с согласия депутатов он менял премьер–министров «как изношенные перчатки». При этом вся вина за провалы в экономике и социальной сфере, вменялась в вину им, принесенным в жертву.

«Все–таки, чтобы не говорили, с приходом Могилы к власти наметилась определенная стабильность, — подумал Червень. — И многое из того, что было сделано при нем как положительного, так и отрицательного, предопределило судьбу страны на многие годы вперед…»

А Могила говорил о свободном рынке, предстоящей административной и политической реформах, перспективах европейской интеграции. Увлекшись, он разводил руками, создавая воздушные пузыри, и широкими жестами отправлял их в зал, внимавшим ему журналистам. На самых важных моментах он акцентировал их внимание поднятым вверх указательным пальцем. На его лице читалась усталость, но он снисходительно улыбался, мол, спрашивайте, я все равно не удовлетворю вашего любопытства.

«Интересно, верит ли он сам в то, о чем говорит? Или это такой техрологический прием — с помощью прессы внедрить в сознание широких масс мысль, что второй срок его президентства неизбежен, так как это отвечает их ожиданиям?» — думал Червень.

— Ты заметил, президент поменял риторику, — сказал Эмиль, когда после пресс–конференции они пришли в свой гостиничный номер.

— Ты имеешь в виду его заявления о свободном рынке и предстоящих реформах? — спросил Червень.

— Да, а также о перспективах европейской интеграции.

— Скорее всего, это его реакция на усилившиеся имперские тенденции северного соседа. В Москве не могут смириться с тем, что Украина ушла в свободное плавание, обходя Красную площадь стороной. Он, по всей видимости, осознал, наконец, какая опасность исходит из Кремля и с надеждой стал смотреть на запад.

— Ты не понимаешь, — сказал Эмиль. — Он намерен баллотироваться на второй срок.

— Ну и что? Он имеет на это право.

— Это рискованная, опасная затея.

— Для кого?

— Для него и для всех нас.

— Почему?

— Да потому, что «вождей» у нас терпят только один срок, а на втором — предают. Притом, с потрохами.

— Ты что–то мутишь, Миля! Кто его собирается предавать?

— Да те же олигархи и предадут и продадут! Причем, с потрохами.

— А я думаю, что сегодня у президента позиции сильнее, чем когда он баллотировался в первый раз. Ибо он удачно выстроил и укрепил президентскую властную вертикаль. А тот же «олигархат», как ты говоришь, будет его поддерживать всеми имеющимися у него средствами.

— Почему это?

— Да потому, что сегодня они нуждаются друг в друге как никогда! — сказал Червень.

Эмиль задумался. А Юний спросил:

— Не хочешь прошвырнуться по городу?

— Чего я там не видел? Лучше поваляюсь в кровати, газеты почитаю — сказал винничанин и уткнулся взглядом в газету.

— А я схожу, разомнусь, — сказал Червень.

Проехав троллейбусом пару остановок до Бессарабского рынка, он вышел на Крещатик, дошел до Прорезной улицы и зашел в первое попавшееся кафе, сел за стол и заказал чашку кофе и сто граммов коньяку.

Захмелев, Юний Червень видел перед собой то скотный двор фермерского хозяйства над Тилигульским лиманом, то «Украинский дом», где проходила встреча с президентом.

 «Неисповедимы пути журналиста! — размышлял он. — Только позавчера ты беседовал с фермером Ткаченко о перспективах животноводства, пробовал на упругость вымя его телок красно–степной породы. А сегодня сидишь вот в столичном кафе, пьешь коньяк, пялишься на пробегающих мимо молодых киевлянок…»

— Вставай, Червень, вставай! — тряс его за плечо утром следующего дня Эмиль.

— Иди ты к черту, — сказал Юний, отбрыкиваясь. — И вообще, ничего такого не было.

— Чего не было? — спросил коллега.

— Да приснилось, что я пил с президентом на брудершафт, — сказал Юний, улыбаясь.

— Пить в надо было меньше, — сказал Эмиль. — И продолжил:

— На сегодня для нас запланировано несколько интересных встреч, в том числе с представителями комитета рыбного хозяйства.

— О, это дело! — встрепенулся Юний. — Ибо рыба как и шлюхи отплыла к турецким берегам…

К обеду официальная программа их пребывания в столице была исчерпана. И журналисты настроились провести остаток дня в свое удовольствие. Но девушка, сопровождавшая их к «Украинскому дому», нарушила их планы, объявив:

— Коллеги! Через час в ресторане состоится прощальный банкет. На нем, возможно, будет сам президент. Просьба не опаздывать!

Когда Юний с Эмилем зашли в ресторан, пир уже «шел горой» — к журналистам из провинций присоединились столичные коллеги. Причем их было намного больше, чем первых.

— Носом чуют, где можно «на халяву» выпить и закусить! — сказал Эмиль.

— У них есть надежная сеть информаторов, в том числе в Администрации президента, — пошутил Червень.

Не найдя лучшего места, приятели сели за стол у самого выхода, где уже закусывали ребята из Донецка. На эстраде играл оркестр. Певица исполняла песню о киевских каштанах:

Каштаны падають на брук:

Тук–тук, тук–тук, тук–тук, тук–тук…

Внезапно музыка оборвалась — приехал президент! Киевляне по праву хозяев усадили его за свой стол. Минут десять спустя гарант, подняв рюмку, произнес тост. О чем он говорил, не было слышно. Но дальше началось самое интересное. Когда снова заиграл оркестр, Могила закружил в вальсе одну из журналисток. Потом он танцевал еще и еще, выбирая самих симпатичных девушек.

— Вот это по–нашему! — сказал захмелевший Юний. Ему нравилось, что глава государства ведет себя так непринужденно, по–свойски.

— За президента! — сказал тост один из донецких журналистов. И они вчетвером выпили «Старокиевской», закусив «ножками Буша».

— Ну, я пошел, — сказал, растягивая слова, Червень, и встал из–за стола.

— Куда это ты собрался? — насторожился Эмиль.

— Пойду, выпью с президентом на брудершафт.

— Никуда ты не пойдешь! — попытался остановить Червня коллега.

— Не дрейф, Пугачев! — сказал тот с серьезным видом. И с рюмкой в руке направился к эстраде, где Могила в окружении телохранителей и киевских журналистов, аккомпанируя себе на гитаре, исполнял битловский хит «Yesterday»…