Академик
Рыжов: "Страна стоит на пороге жуткого краха"
Юрий
Алексеевич — выдающийся ученый, крупнейший специалист в области создания ракет
класса «земля–воздух», в прошлом член Верховного Совета СССР, первый посол РФ
во Франции. В свои 86 лет Рыжов по-прежнему занимает должность заведующего
кафедрой аэродинамики Московского авиационного института, куда ездит на
собственной машине, возглавляет группу по защите ученых, обвиняемых в
госизмене, активно критикует тоталитаризм. Его энергии завидуют молодые ученые.
— … Я вам так
скажу: в нашей стране нет ничего, что было бы интересно потенциальному врагу.
Кроме, может быть, каких-то стратегических возможных планов. Но в области
технологий и науки — точно нет.
— Ну, вы,
наверное, не совсем тут правы: на последнем МАКСе (Международном
авиакосмическом салоне в Жуковском) были заключены договоры на покупку наших
«Суперджетов».
— Это все
чушь. Этот проект был заложен еще в 80-х годах, а реализация затянулась аж до
нашего времени. Вот пишут, что заключен контракт на сто штук, на несколько лет
врастяжку… Спрашивается: рынок внутренний здесь есть — купят его какие-нибудь
наши авиакомпании? Нет таких компаний.
— Почему не
купят?
— Когда я
увидел его впервые, спросил: «Это что, среднемагистральный лайнер?» — «Да». —
«Он может сесть на любой наш более-менее приличный аэродром?» — «Да». Так вот,
я говорю, что нельзя вешать двигатель под крылом, когда нижняя кромка входного
устройства находится в 50 см от полосы, — любая кочка, и она отлетит! Ударится
и отлетит. Поэтому он безопасен только на хороших полосах, которых у нас не
очень много. Это во-первых. Во-вторых, самолет не удовлетворяет компании по
системе гарантированного обслуживания — они лучше возьмут в лизинг подержанный
«Боинг» или «Эрбас». Все ведущие наши авиакомпании на них летают. В-третьих,
«Суперджет» отстал технологически — слишком долго делался… В-четвертых, у него
все комплектующие — заграничные: от двигателей до электроники. Как-то я был в
ЦАГИ, и там мне показали прекрасное немецкое оборудование для испытания панелей
самолета «Суперджет» на усталость (когда деталь подвергается сильной вибрации).
Смотрю, углепластиковую панель трясут. Я обрадовался, говорю Чернышову
(гендиректор ЦАГИ): «Это что, панель нашего, хотьковского производства?» «Да
нет, — говорит, — Голландия». А я-то думал, что хотя бы за форму аппарата мы
отвечаем, ведь аэродинамика у нас в Союзе была самая лучшая…
В Жуковском
заключили договора на сто машин «Суперджет» с поставкой в течение двух-трех лет
(быстрее их не сделаешь при наших условиях производства). Но ведь не надо
забывать, что у лайнера есть иностранные конкуренты, не обязательно даже
американские или европейские — бразильские и канадские. Их компании производят
самолеты десятками, если не сотнями в год, и за ними во всем мире стоит
очередь. Я уже не говорю о «Боинге» и «Эрбасе», которые производят большие
дальнемагистральные самолеты. Они «штампуют» их по 300 машин (!) в год. И какие
есть шансы после этого у нашего несчастного «Суперджета»?..
Я, будучи
послом во Франции, боролся, чтобы вместе с «Эрбасом» делали огромный лайнер
А-380. Проект закладывался в середине 90-х годов. Мы добивались, чтобы нам
поручили делать большие панели крыла. У нас тогда были большие прессы,
позволявшие штамповать их очень точно. Но не удалось мне, к сожалению,
договориться, французы обошлись без нашей помощи. Они его сделали. Я успел
увидеть его в воздухе еще до своего отъезда, в 1999 году. Наша же авиационная
промышленность, увы, умерла необратимо — это я вам гарантирую.
— Какой выход
вы предлагаете из сложившейся крайне тяжелой ситуации?
— Никакого!
Технология отстала еще с начала 70-х годов, когда резко упали ассигнования на
НИОКРы, даже в оборонной промышленности.
— Что
послужило причиной тому?
— Отставание!
— К вам как
депутату Верховного Совета СССР и вопрос: почему возникло отставание?
— Я пришел в
ВС СССР, когда уже все умерло, до этого был ректором МАИ и состоял в Академии
наук СССР. Но я скажу, почему отстали. Во-первых, мы недооценили «вражескую»
науку кибернетику, потому очень быстро откатились назад в микроэлектронике, в
информационных системах. БЭСМ-6 (Большая электронная счетная машина)
существовала в стране с 1950 года, но только в двух экземплярах и была
загружена исключительно расчетами для ядерщиков. Она была ламповой, но когда
перешли на полупроводниковые схемы, тут мы уже деградировали шаг за шагом. И
это при том, что наш академик, нобелевский лауреат Жорес Алферов стоял у
истоков развития полупроводников. «Вот, — говорит он мне на одной из встреч лет
десять назад, показывая гаджет «Нокиа», — это — я». Я отвечаю: «Знаю, что без
твоих открытий 30-летней давности здесь не обошлось. Только у меня один вопрос:
почему здесь написано «Нокиа», а не «Жорес»?..»
— В ваших
словах слышится сплошной пессимизм. Вы и студентам своим то же самое говорите?
А ведь им и нам еще жить и жить в России…
— Ответ
простой. Когда г-н Медведев предложил нашим молодым людям, в основном ученым,
возвращаться из-за границы, я написал статью под заголовком «Не
возвращайтесь!», и все аргументы в ней — напоминание, из какой страны они
уехали. Страна стоит на пороге жуткого краха. Просто так легко уже не
обойдется.
— Легко
сказать — уезжайте. А если кто-то не может или не хочет?
— Тогда
готовьтесь к тому, что бывает в России в момент системного кризиса (по-русски —
смуты). За последние 100 лет их было два. Первый системный кризис начал
накапливаться еще при Александре III, который закручивал гайки до тех пор, пока
не возник кризис в вооруженных силах, не накопилось недовольство
катастрофическим проигрышем «какой-то Японии», внутреннее недовольство в элитах
и среди простого народа. И уже при Николае II царская империя рухнула, и
возникло новое государство, в котором я прожил почти всю свою жизнь. Вторая
смута назревала с полным коллапсом экономики в августе 1991 года…
— Вернемся в
настоящее. Реформа академии, которая началась сразу после выборов нового
президента РАН в 2013 году, шокировала ученых. Многие не верили в происходящее,
митинговали возле Госдумы, добиваясь отмены законопроекта о слиянии трех
академий в одну и лишения РАН возможности управления академическими
институтами. Однако ничего не получилось. Почему, как вам кажется?
— Надо было
активней, через сети, распространять призыв к противодействию. Тогда нас было
бы больше. Но информационная война была проиграна. Митинговали ведь в основном
рядовые сотрудники. А из членов академии подписались под протестным заявлением
только 70 человек из 700. Получается, только 10% подписались — замечательные
люди, не случайные в академии, естественники: математики, физики, химики… Это
всегда была активная либеральная, демократическая сила.
— Я бы не
сказала, что Жорес Алферов, который был среди подписантов против реформы РАН, —
либерал.
— Да, Алферов
не относится к либералам. Но мы все равно выступали с ним одним фронтом против
развала академии. Я сказал тогда, что не во всем наши взгляды совпадают в
политическом плане, но здесь мы едины. Мы оба защищали науку: он — физику, я —
математику и механику.
— Некоторые
упрекают сейчас нынешнего президента РАН Владимира Фортова в излишней
политкорректности в отношении реформаторов. Хотелось бы узнать ваше мнение на
этот счет.
— Когда
Фортов шел на выборы, у него было два соперника, которые вышли с тоненькими
брошюрками с тривиальными текстами о величии науки. И только у Фортова была
довольно серьезная программа, где был изложен анализ финансового,
организационного состояния академии с графиками, таблицами, а также план
реформирования академии. Фортов был избран, как вы знаете, легко. А потом
произошло то, что произошло, — уничтожение академии. Я считаю, что она была
именно уничтожена в тот самый момент, когда выяснилось, что над ней зависает
организация чиновников ФАНО (Федерального агентства научных организаций).
— Зачем это
надо было чиновникам? Видно же было, что ничего хорошего из такой реформы не
получится, им сотни академиков об этом говорили.
— Академия
издавна обладала огромной материальной базой, которая создавалась в СССР для
обеспечения военно-промышленного комплекса. Это и здания, и испытательные
полигоны, и научно-исследовательские корабли. Представляете, какое богатство!
— Кто был
идеологом развала?
— Вы что,
думаете, из Кремля звонили и давали команды? Сейчас большинство чиновников
ориентированы, как собаки, на ветер, и их главная задача: предугадать, что
понравится власти. Угадали или нет в данном случае — кто знает?
Я считаю, что
как только Фортову повесили хомут в виде ФАНО на шею, ему надо было хлопнуть
дверью и уйти в свой блестящий Институт высоких температур, которым он
руководит.
— Но Фортов в
одном из интервью говорил, что ему как раз не все равно, что останется после
него. Ну, поставили бы вместо него не радеющего за академию функционера — он бы
все еще быстрее разрушил.
— Мне сложно
судить Фортова. Скажу за себя: я живу по Окуджаве — мне важней мои честь,
совесть, достоинство и репутация.
— Это хорошо
вы говорите, но страну-то кто-то должен из болота вытаскивать.
— Есть кому,
в стране 140 миллионов народа…
— Ну вот,
наверное, Фортов и есть один из них?
— Безусловно,
он наделен полномочиями, его должность является равносильной должности члена
Правительства Российской Федерации. Но тем не менее — все свершилось… Институты
из-под РАН вышибли, объединяют в единые центры совершенно разные научные
организации. То же самое происходит и в образовании, с вузами. Наш МАИ уже
слили с МАТИ… А ведь когда-то наша наука была на таком высоком уровне, что мы
успешно отправляли с тем же Владимиром Евгеньевичем аппараты к комете Галлея…
Наталья
Веденеева
Источник:
ehorussia.com
Автор:
Наталья Веденеева
Интервью
публикуется в сокращенном варианте.
Мнение
авторов может не совпадать с мнением редакции.
