Жизнь в Европе изменилась и
никогда не будет прежней.
Альманах "И В"
продолжает серию публикаций и фотоподборок о мигра
События в книге развиваются
следующим образом. В полунищей Калькутте (Индия) разразился голод. Из
гуманитарных соображений правительство Бельгии решило впустить некоторое
количество детей на свою территорию, но когда десятки тысяч изможденных матерей
с детьми хлынули в бельгийское консульство, испугалось, отменило свое решение и
закрыло здание. Вспыхнул стихийный бунт, охрана и некоторые сотрудники
консульства были убиты и, как следующий логический шаг, в толпе нашелся лидер,
мессия, с революционной идеей физического захвата лагеря святош, в данном
случае - страны, где есть еда, вода, жильё и чудеса Голливуда. Революционные
идеи быстро овладели сознанием полуголодных масс и за несколько дней были
захвачены все возможные и невозможные плавучие средства и ржавая флотилия через
несколько месяцев жуткого пути - вокруг Африки и через Гибралтарский пролив -
достигла южных берегов Франции.
Особый интерес для нас всё же представляет развитие
событий в странах Первого Мира. Действие романа переносится в Европу, большей
частью - во Францию. Вот здесь, собственно говоря, и начинается та часть книги,
которая вызвала яростные протесты, обвинения в расизме, выступления с гневным
возмущением трех членов французского Кабинета и раз и навсегда лишила автора
возможности стать членом французской Академии.
Через 10 лет, в предисловии к очередному переизданию,
Распай писал о внезапном видении, посетившем его в один из дней 1972 года,
когда он из окна своего дома смотрел на Средиземное море: "Миллион бедных,
убогих, вооруженных только их слабостью и количеством, сокрушенные страданием и
нищетой, обремененные голодными коричневыми и черными детьми, готовые
высадиться на нашу землю, авангард бесчисленных масс, тяжело давящих на все
части нашего усталого и сытого Запада. Я буквально видел их, видел страшную
проблему, которую они представляют, проблему абсолютно неразрешимую внутри
наших моральных стандартов. Дать им высадиться, значит – уничтожить нас. Не
пустить – уничтожить их".
В 50-ти коротких,
мастерски написанных главах "Лагеря Святош" действие ритмично
переносится из одного лагеря в другой. Северный лагерь парализован страхом,
хронической неспособностью правительства принять хоть какое-то решение,
неистребимым желанием всех фракций, партий и деятелей нажить себе политический
капитал, при этом отказываясь от любых попыток объединения усилий; армия
дезертирует на глазах - все ведет к катастрофе.
Распай не щадит никого: ни церковных деятелей,
призывающих к терпимости, ни интеллектуалов и прессу, видящих в происходящем
только грандиозное событие и возможность заработать деньги, ни левых радикалов,
бегущих на юг приветствовать "бедных и угнетенных", ни толпы
обывателей, бегущих в обратном направлении, на север, ни 700 миллионов других -
не французских - белых жителей планеты, заткнувших уши и закрывших глаза...
В Южном лагере тоже происходит много интересного, но
гораздо важнее то, что там не происходит никаких дискуссий, главное определено
на уровне подсознания: ваше время на этом прекрасном берегу, в вашей такой
удобной стране, на вашем таком сытом Севере – закончилось. Вам – конец.
В конце романа поток "потных, липких тел, локтями
отталкивая других, безумно пробиваясь вперед – каждый человек за себя, – в
свалке пытаясь достичь заветного потока молока и меда", сметает и давит и
явного фашиста, и либерального священника, и солдат, отказавшихся стрелять по кораблям.
Распай пишет в книге:
"Ах да, армия! Все эти тысячи солдат, офицеры, генералы! Все это, сударь,
только на словах! Слова, облаченные в униформу, прячут свою слабость под
солдатской сталью, готовые к бегству при первом удобном случае. На протяжении
веков не было ничего, кроме армии понарошку. Никто не знает, на что она
способна. Потому что никто не осмеливается ее использовать из страха обнажить
то, что она является лишь фарсом. Вот увидите, сударь, армия вас
подведет".
События романа не ограничиваются Францией. В последней
главе, где действие происходит спустя годы после нашествия мигрантов, мэр
Нью-Йорка делит свою виллу с тремя семьями из Гарлема, королева Англии
вынуждена женить своего сына на пакистанке и только один пьяный русский генерал
стоит на пути китайцев, штурмующих границы Сибири.
Оскорбленная
французская элита, взращенная на либерализме 60-х и уверенная в своих особых
теплых и гуманных – в отличие от англосаксонского мира – отношениях со странами
третьего мира, буквально разнесла в пух и прах Распая. Общий вывод этих
критиков был ясен: роман – расистский, а автор – расист и неонацист.
Следующие 12 лет Распай путешествовал, зарабатывая на
хлеб безобидными романами и этнографическими исследованиями, а в 1985 году
ударил опять, опубликовав вместе с ученым-демографом Жерардом Дюмоном статью в
le Figaro Magazine, где утверждал, что быстро растущая неевропейская,
иммиграционная часть населения Франции все больше угрожает сохранению и, в
конечном счете, выживанию традиционной французской культуры и самой нации.
В 1990 году имя
пожилого писателя – ему тогда было 65 лет – опять всплыло на поверхность, на
этот раз не как главного действующего лица, но по поводу, схожему с
предыдущими.
Би-Би-Си сняло фильм
"Марш", который стал классикой европейского ТВ, но никогда не
показывался в США. Речь в нём идет о беженцах из Судана, которые для исхода в
землю обетованную (в Европу) выбрали прямой путь на север через Сахару, и с
материальной и психологической помощью Ливии, назвавшей участников марша
"душой страдающей Африки", увеличившись в размере до 250 000 человек,
добрались до того же Гибралтарского пролива. Их встречает восторженная толпа
журналистов, прямая телевизионная трансляция по всем телеканалам Европы и
Америки, группа возбужденно-радостных черных американских конгрессменов,
организующих грандиозное шоу-паблисити и плохо различимые в свете фотовспышек
солдаты Объединенной Европы. На этом фильм заканчивается. Распай пытался судить
Би-Би-Си за плагиат, но проиграл.
В 2001 году о книге вспомнили, когда в Европу стали
прибывать лодки с курдскими беженцами.
В 2011 году
"Лагерь Святош" переиздается во Франции, несмотря на угрозы в сторону
Распая и большие шансы отправиться за решетку за разжигание ненависти. Книга
становится бестселлером.
В 2013 году Распай в одном из интервью говорит:
"Модель интеграции больше не действует. Даже допуская то, что мы сегодня
выпроваживаем из страны немного больше незаконных иммигрантов на границе и
успешно интегрируем немного больше иностранцев – численность их не перестанет
расти, и это ничего не изменит в фундаментальной проблеме: прогрессирующий
захват Франции и Европы не имеющим исчисления третьим миром... Есть только два
выхода. Или мы как-то попытаемся приспособиться, и Франция – ее культура, ее
цивилизация – просто уйдет, умрет без громких похорон. Это, по моему мнению,
именно то, что произойдет в будущем. Или же мы не приспосабливаемся вовсе – то
есть перестанем создавать культ Другого и откроем заново для себя то, что наш
ближний – это, во-первых, тот, кто рядом с нами, что предполагает, что мы на
какое-то время остановимся на "безумных христианских идеях", как
говорил Честертон, на этих сбившихся с пути правах человека и примем меры для
коллективного отдаления, совершенно необходимые для того, чтобы предотвратить
растворение страны во всеобщем скрещивании. Другого выхода я не вижу. В
молодости я много путешествовал. Все народы замечательны, но если их слишком
сильно перемешать, то это скорее даст выход злобе и враждебности, чем симпатии.
Смешивание никогда не остается миролюбивым, это опасная утопия".
В интервью, данном Le
Point этой осенью, Жан Распай уже просто константирует факт: всё только еще
начинатся для Европы и худшее впереди.
