Анатолий Михайленко
Из книги «Нерасчлененное время»
Продолжение. Начало на стр. от 11.04 и
12.04.2015г.
И ничего не могло быть
иначе
-3-
Мы присели с Сашей на парапет у входа в музей
отдохнуть.
– Ты сюда часто ходишь? – спросила она.
– Нечасто, но регулярно. В основном, чтобы встретиться
с приятелями. В первую очередь, с Олегом Соколовым.
– А кто это?
– Художник, – сказал я, – заведующий экспозицией
музея. Я познакомился с ним несколько лет назад, когда был еще студентом и
подрабатывал в клубе Одесского морского порта полотером и гардеробщиком.
Однажды там состоялся поэтический вечер, и Олег Аркадьевич читали стихи:
Молекулярное строение естества
Нанизано на формулу внимания.
Один из постулатов божества –
Непониманье.
Непониманье – выше нет награды,
Как эдельвейс у вечности на плане,
Никем не разворованные клады –
Непониманье…
– Что он
хотел сказать этим? – спросила Саша.
–
Непониманье – ключевое слово. Им можно объяснить многое, – сказал я. –
Например, почему художника не признают, отказывают ему в проведении
персональной выставки или просто-напросто замалчивают.
– Это
похоже на заговор?
– Уход художника от принципов реализма равен самоубийству, во всяком
случае, творческому. А Олег Аркадьевич не только порвал с этим методом, но и
продолжает заниматься синтезом религии, науки, мистики и музыки. Мало того, он
создал клуб «Цвет, музыка, слово» имени Миколаюса Чюрлениса, читает лекции в
молодежных аудиториях о природе цветомузыки.
– И что в этом плохого?
– Этот клуб – первое в городе
общественное объединение, без какого-либо участия в нем государственных
структур. И хотя его члены далеки от политики,
занимаются проблемами современного искусства, за Соколовым ведется
негласная слежка. Но Олег Аркадьевич боевой кавалерист, не раз ходил в
сабельные атаки и это его мало беспокоит…
– Он что, диссидент? – спросила
насторожено Саша.
–
А как чиновники могут называть человека, который декларирует:
Я математик. Норберт Винер.
Пришел, кругом царил застой.
А я художник. Сила – в синей
И обречённость в золотой…
…Чем больше я рассказывал Саше о
Соколове, тем больше распалялся.
– Мне просто нравится этот человек, –
говорил я. – Характерным худощавым лицом, близорукими голубыми глазами и
короткими седыми усиками он напоминает мне любимого писателя Юрия Олешу, каким
я знаю его по фотографиям. Он также, как
и Юрий Карлович, с головой погружен в искусство и, не желая идти в ногу с
собратьями по ремеслу, выглядит на их фоне белой вороной. Они похожи еще и тем,
что непритязательны во всем – как в еде, так и в одежде. Например, Олег
Аркадьевич зимой ходит в старом, еще военном кожаном пальто и большой как
«аэродром» меховой фуражке; летом – в неизменном сером костюме и сорочках
светлых тонов. И для него этого достаточно. Он не гонится за модой, ибо слышит
звуки иной музыки...
– Я в нашей редакции тоже выгляжу белой вороной, –
сказала Саша, погрустнев. – Начну говорить о живописи, а на меня смотрят как на
идиотку.
– Будь выше этого, как Олег
Аркадьев, – начал я успокаивать девушку. – Вот он утверждает, что
математические символы могут быть неотъемлемой частью абстрактной композиции, а
описанные уравнениями физические явления – выглядеть изящно и красиво. И как
пример он приводит, может быть, самую
знаменитую в мире науки формулу Е = mc2, выведенную создателем
теории относительности Альбертом Эйнштейном. Даже я вижу, что она прекрасна,
хотя не знаю во всех тонкостях взаимосвязи массы и энергии. А о нем говорят,
что он не от мира сего…
– И о чем вы с ним говорите, когда
встречаетесь, – спросила Александра?
– Я, Саша, встречаясь с Олегом Аркадьевичем, стараюсь меньше говорить и
больше слушать. Иногда смотреть. Недавно он пригласил меня на выставку
французского художника и скульптора Виктора Вазарели – одного из основателей
оптического искусства, или оп-арта. И я был просто ошарашен, ошеломлен его
работами.
Как раз в конце недели
Сошлись – не
различишь –
«Привоз» и
Вазарели,
Одесса и
Париж.
Они
соединились
В квадраты и
круги,
Двоились и
троились,
Уйдя из-под
руки.
Так то, что
лишь казалось,
И впрямь
произошло,
Вселенские
квазары
Раздвинули
стекло.
Дохнуло
ветром пряным,
Промчалось
предо мной
Оптическим
обманом,
Мелодией
одной…
Едва я
закончил читать стихи, как в дверях показались Веня Млынчик, главный хранитель
фондов музея, и Олег Соколов. Поздоровались. У Олега Аркадьевича своеобразное
рукопожатие – только большим, указательным и средним пальцами. Два других –
безымянный и мизинец не действуют после тяжелого ранения на фронте.
– Мы идем в
бар «Красный» на кофе, – сказал Соколов. – Если наша компания вас устраивает,
садитесь на хвост5…
Продолжение
следует
