Анатолий Михайленко

               Из поэтической тетради

                    Гадание на волнах

Вечер наступает из-за моря,

Крадучись по гребням зыбких вод,

И нерукотворные узоры

Напоследок дарит небосвод.

И уходит ощущенье тверди

Из-под ног, как вымысел ума,

И уже зажгли огни на рейде,

И вот-вот затеплят их в домах.

Сумерки загадочней и гуще,

На песке не различить следы.

Попытаюсь на волне бегущей

Угадать мерцание звезды.

        Из письма к другу

В общем, да и в частности прогнозы

Далеки еще от совершенства:

Если холода не доконают,

То сгорим, как мотыльки сгорают.

Выбор нам достался небогатый,

Но какой не есть, а все же выбор,

С чем тебя, мой друг, и поздравляю,

Ибо с чем тебя еще поздравить?

А пока что черноморский август

Нам свои объятья простирает,

Ветер с облаками интригует,

И зеленым зацвела софора,

Потому что, говоря по правде,

Жизнь – она хоть чем-то, но волнует!

С чем тебя, мой друг, и поздравляю,

Ибо с чем тебя еще поздравить?

Я намедни поклонился морю,

Глине и песку на старом пляже,

Где на желтом камне у прибоя

До сих пор тоскует наша юность:

Если по боку отбросить годы,

Там осталось все, как было прежде,

С чем тебя, мой друг, и поздравляю,

Ибо с чем тебя еще поздравить?!

     За вчерашним днем

Веселый катерок из «Ланжерона»,

Не то, что грустная ладья Харона,

Ускорив ход, форштевнем волны бьет,

Как будто ритм для сердца задает.

                     Вдали на утлых яликах рыбацких,

Плечом друг друга чувствуя по-братски,

Полдюжины одесских рыбаков

Приветствуют пришествие бычков.

                     Пусть рыбаку сопутствует удача,

А к вечеру – уха на сонной даче,

Вина стакан с испариной на нем,

И чтоб ему приснилось под хмельком,

                     Как хорошо быть юным и влюбленным,

И любоваться телом оголенным,

Что в ультрафиолетовых лучах

Кофейно расцветает на очах.

А мы, осилив качку килевую,

Несемся по волнам напропалую:

- Друзья мои, куда же мы плывем?

- Должно быть, в завтра за вчерашним днем!

  Вилковский меридиан

Примостившийся на отшибе,

Славен город людьми и рыбой,

Приграничными островами

И растущими там садами,

Где скопа и другая птица

В камышах по весне гнездится.

Там по ерикам ходят лодки,

Провожают их в путь молодки,

Всюду ярко цветут сирени,

В диких плавнях поют Сирены

Или это ревут осетры,

Наши младшие братья-сестры,

Попадая в тугие сети

И все чаще при тусклом свете.

Одним словом, идет путина

И для радости есть причина,

Но все меньше леща и сельди

Появляется нынче в дельте.

Оттого на корме баркаса

Повествует нам Коля Басов

О развитии региона,

Объясняя нам все резоны,

Мол, такая у нас харизма,

Что пора начинать с туризма,

Ибо Вилково на Дунае –

Пристань дальняя, но родная.

Кучерявая, как барвинок,

Камышовая Украина!   

    Ничего о будущем не зная

Время, не заметив семафора,

Прет и прет напропалую.

Вот, ворвавшись в поле кругозора,

Август малахитами балует.

И дождем, а не библейским ливнем,

Затопившим чуть не полпланеты,

Чтобы стало нам видней, наивным,

Что не так все просто в мире этом.

Так судьба над нами верховодит,

И несется время – не заметишь оком!

Всюду на планете что-то происходит,

Но не так, как грезилось пророкам.

И качаясь, как младенец в зыбке,

Для себя с грустинкой уясняю:

Трудно удержаться от улыбки,

Ничего о будущем не зная.

      Кругооборот возмездия

По мнению Урсулы,

Время подвержено порче –

Такое у времени качество:

Сбиваться с оси и сходить с ума,

А потом возвращаться на круги своя –

Если когда-то распяли Христа,

Когда-нибудь распнут и Варраву,

А, может быть, и бен Ладена

На одной и холодных афганских голгоф,

Но сначала растопчут страну-иноверца,
Не соизмерив грехи с тяжестью наказания,

Ибо время и люди подвержены порче,

Как сказала уже Урсула.

И только главного не ведают грешники:

Как смотрел бы на это, пророча, Иса,

Какие ответные меры предпримет

Всевышний, и возвратится ль на круги своя

С – ума - сшед - шее время?

           РАСПУТИЦА

Зимний теплый вечерок,

Или только кажется?

Вот подтаявший снежок,

Как распаренная кашица.

Из-под снега – ручеек,

В зимнем городе распутица,

Южнорусский говорок

У моей случайной спутницы.

Только жизни поперек,
То ли вдоль одесской улицы

Мы идем, не чуя ног, -

Я и милая распутница.

Загляну в ее зрачок

И увижу, словно в зеркальце:

Перламутровый снежок

Изнутри как будто светится.

Из-под снега ручеек

Вдаль бежит за нами улицей,

Звонкий словно горок

У моей веселой спутницы.

                                  Х  Х  Х

Теплый тюркский октябрь у причала волной шелестит,

Над Босфором ночным золотой полумесяц висит.

Ночь загадочна, словно арабская песнь муэдзина,

И пьянит славянина, как терпкие звездные вина.

Можно жизнь беззаботно у моря прожить,

И про берег турецкий, не зная, видя, забыть.

Но страна, чье записано намертво в паспорте имя,

Поманила к себе и лежит пред глазами моими.

Анатолий, здравствую! И снова навеки прощай.

Мне по вкусу твои благородные кофе и чай,

Дым кальяна и старые улочки в сердце Галаты,

Мягкий климат, язык непонятный, глаза, как агаты,

У Софии, смотрящей на Рог Золотой…

Но постой же! Куда ты? Плывут берега за кормой,

Как века, отдаляя суровую славу Царьграда.

Чайки плачут, штормит. Все прошло. И не над

                                                                          возврата.

Теплоход рассекает форштевнем тугую волну,

Черноморский туман увлажняет мою седину,

Украинская грусть трепещит на ветру на флагштоке,

Начались… и закончились вдруг стихотворные строки.

      ЧЕХОВСКАЯ МУДРОСТЬ

Если человеку плохо,

Что ни день – страшнее жить,

Как оценивать эпоху,

Как эпохой дорожить?

Предков заповедь нарушив,

Не грешно ль в родной стране

Отдавать живую душу

На попранье сатане? –

Так, должно быть, думал Чехов,

Не Антон, а Михаил,

А, подумавши, уехал

От Москвы за сотни миль.

А за то, что в Голливуде

В Бозе с миром он почил,

Пусть его на небе судят,

Путь актера изучив.

Ибо жил достойно очень

Этот Чехов Михаил –

И страну не опорочил,

И себя не осрамил.

                              Х  Х  Х

В природе штиль и штиль в душе казацкой,

Не оттоль, как сироте казанской,

Заставив мир сиротству сострадать,

Не хочется ни плавать, ни летать.

                    Случайным гостем на округу глянешь –

Едва колышется залива глянец,

По-женски обнаженная вода

В лагуне спит, не ведая стыда.

                     Еще не осень, но уже не лето,

Вопросов больше, чем ответов,

Но времени привычки не стереть –

На женщин с вожделением смотреть.

                    Покачивая бедрами крутыми,

Они гуляют берегом пустынным,

Украдкой оглянуться норовят,

Поймав мужчины одинокий взгляд.

А, в общем, жизнь подобна домоводству,

Когда бы ни было души сиротства.

                       Х  Х  Х

Я выпал, да, благодаря удаче,

Из времени, а мог бы из окна.

Координаты трудно обозначить,

Нельзя понять – зима или весна?

Ну надо ж – перепутать время года,

А может быть, и целый год, и век!

Виной тому, конечно же, природа

Души, слезу пустившей из-под век.

Не оттого ли даль и время застит?

Брожу по городу, себя кляня.

Но  слышу вдруг спасительное: «Здрасте!

Ну что ж ты, милый, смотришь сквозь меня?!»

И к жизни возвращаюсь понемногу,

И вижу: предо мной стоит она!

Я выпал, да, благодаренье Богу,

Из времени, а мог бы из окна.

Тогда прощай у моря ожиданье

Погоды, встреч случайных наяву,

Разлад и лад, и тихое признанье:

- Пока люблю, покуда и живу.  

                     Х  Х  Х

Первый день какого года

И какого января?

Чистый снег лежит у входа,

Ни о чем не говоря.

В стороне оставив город,

Лишь у неба на виду,

По снежку, один, под гору

Я не весть, зачем иду.

Под подошвами литыми,

Словно чаек белый вскрик,

Море волнами косыми

Лижет зимний материк.

Хорошо так и привольно

Поутру на берегу,

Еле слышен колоколен

Колокольный перегуд.

К счастью, некому вмешаться:

Что за радость, Боже мой!-

Можно вдоволь нашептаться

С небом, сушей и водой.

И такое откровенье

Преподносят небеса,

Будто первый день творенья

Только-только начался.

                     

                        ЗВЕРИНЕЦ

Мир и город давно и серьезно больны,

А причины беды никому не ясны

И угадывать их дуракам не уместно.

Кто готов к перемене судьбы или места,

Улетайте, плывите, ловите судьбу,

В рай въезжая на собственном честном горбу.

Ожидают суда, поезда, самолеты,

Обещают в посольствах и визы и льготы.

Кто –то выехал, кто – то вернулся назад,

В наш открытый дождям и снегам зоосад.

Вот сидим с ним, вдыхая по маленькой рюмке,

Говорим, вспоминаем. И что же мой Юрка?

- Знаешь, Толь, - говорит, - я вернулся домой

Все, что было, осталось во мне и со мной…

Что еще я хотел от приятеля слышать?

Как платаны парижские осенью дышат?

Как изгои живут по чужим заграницам?

Да не лучше, не хуже чем в нашем зверинце!

Мир и город давно и серьезно больны,

А причины беды никому не ясны.

На хронометрах бешено прыгают стрелки,

Время волка, какие грядут перестрелки?!

Не спасут нас ни Случай, ни Бог,

Остается надежда на наш диалог.

Поспешим, ибо все обернется гротеском,

Гробовой тишиной и – беседовать не с кем!

 Вот сидим с ним, вдыхая по маленькой рюмке,

Говорим, вспоминаем. И что же мой Юрка?

- Знаешь, Толь, - говорит, - я вернулся домой

Все, что было, осталось во мне и со мной…

Что еще я хотел от приятеля слышать?

Как платаны парижские осенью дышат?

Как изгои живут по чужим заграницам?

Да не лучше, не хуже чем в нашем зверинце!

Мир и город давно и серьезно больны,

А причины беды никому не ясны.

На хронометрах бешено прыгают стрелки,

Время волка, какие грядут перестрелки?!

Не спасут нас ни Случай, ни Бог,

Остается надежда на наш диалог.

Поспешим, ибо все обернется гротеском,

Гробовой тишиной и – беседовать не с кем!