Встретить восход солнца

 

 

 

 

 

Фред Грак — мужчина с едва заметной изморозью седины на висках, пронзительно голубыми глазами и глубокими саркастическими складками в уголках рта, — сидел, ссутулившись, за компьютером и пальцы его рук задумчиво пробегали по клавиатуре. Он заканчивал очередную статью о проблемах рыболовства в лиманах и озерах Юго-Западного Причерноморья. Осталось дописать последний абзац, и он подыскивал слова, чтоб концовка статьи получилась, как всегда, выразительной и запоминающейся.

Не успел он завершить фразу и поставить точку, как в редакционный кабинет, сверкая наголо бритой головой, ввалился его старый приятель Макс.

— Ну, что, трудоголик, пашешь? — спросил он, в ироничной улыбке скривив рот, выказывая тем самым презрение к подённому труду Грака.

Как всегда, в руке Макса была вместительная дорожная сумка, без которой его трудно было себе представить. В ней, как правило, он носит редкие книги, набор старинных открыток, газеты, да мало что ещё. Поставив сумку на пол, он сел на соседний стул и сказал серьёзно, словно отчитываясь перед Фредом:

— Вчера мне улыбнулась удача. Когда утром я шел к трамвайной остановке, увидел в траве, у самого тротуара, какую-то бумаженцию — она так и притягивала меня к себе. Я подошёл ближе, присмотрелся — и точно! Это оказалась банкнота в сто баксов! Так что заканчивай свою глупую работу, пойдем, я угощу тебя выпивкой и закуской.

В этих словах Макса не было позы. Удача, действительно, сопутствует ему, материализуясь то в виде золотых украшений, то мобильных телефонов, то денежных знаков различного достоинства.

Как-то на паруснике «Эней», построенном местными энтузиастами, Макс ходил в Грецию. По прибытию в порт Пирей у команды судна закончилась валюта. Настроение у всех было ниже ватерлинии. Только Макс, единственный член команды судна, не потерял способности соображать и действовать.

— Взял я свою сумку и пошёл бродить по причалам порта и его окрестностям, — воспоминал он, — Там найду драхму, там — две. К вечеру я насобирал пригоршню монет. Этого оказалось достаточно, чтобы съездить в Афины и посмотреть Акрополь с его знаменитым Парфеноном, и многое другое. Одним словом, вещи любят Макса. Все мало-мальски значимое само идёт ему руки, вероятно, чувствуя обаяние его личности.

Как-то он спас от гибели несколько картин известного одесского живописца. Произошло это самым банальным образом. Любимая жена и муза художника после его кончины выбросила надоевшие ей пейзажи и натюрморты на дворовую помойку, чтобы они больше не мозолили глаза. Их бы так и свезли на городскую мусорную свалку, если бы по счастливой случайности в этом месте и в это время не оказался Макс. Он-то и подобрал живописные полотна, которые, естественно, пополнили его коллекцию.

Благодаря такому свойству своего характера Макс стал коллекционером. За несколько десятилетий благодаря случайным и неслучайным находок и целенаправленным поискам он оказался обладателем обширного собрания украинистики. То есть литературы и предметов искусства, относящихся к истории и культуре Украины…

Как только друзья, покинули здание редакции и ступили на тротуар, Макс наклонился и поднял с асфальта «никельку» — монету достоинством в одну копейку.

— Вот монета, за неё ничего не купишь, но и она имеет свою ценность для коллекционера. Я собираю их и храню в бутылках из-под шампанского. — сказал он, пряча монету в карман.

— Мы что, так будем ходить по городу, собирая монеты? — спросил Фред.

— Не шуми, я веду тебя туда, куда надо, — сказал вызывающе Макс.

Они прошли несколько кварталов по улице Канатной и оказались у винного погребка с символичным названием «Марина».

— Следуй за мной, — сказал, не оглядываясь, Макс. И они по крутой лестнице спустились в погребок, напоминавший корабельный трюм.

Сделав заказ, друзья сели за стол, подальше от посторонних глаз. Выпив по первой, с аппетитом стали закусывать конченой мойвой с «черным» ржаным хлебом. Захмелев, Фред в пол ока наблюдал за Максом. Тот брал в руки рыбину, снимал с неё серебристую шкурку и отделял мякоть от хребта. Затем, открыв рот пошире, чтобы жир, стекая по его пальцам, не попадал ему на рыжие усы и бороду, клал в него кусок мяса и, жуя, смачно чмокал беззубым ртом.

После третьего стакана на столе появилось сало, которое Макс достал из своей бездонной дорожной сумки.

— Не стесняйся, закусывай, сало я сам солил, — приговаривал он, подчерчивая тем самым, какой он справный мужик и хозяин…

Макс Тарасюк, появился в Одессе вначале 60-х годов прошлого века, поступив в один из вузов. Здесь он встретил и полюбил девушку Джему, которая стала его женой. Вспоминая этот факт своей биографии, он, улыбаясь, смущённо констатирует: «Думал, женюсь на эстонке, а оказалось, что женился на еврейке…»

— Так вот почему о тебе говорят: «Жидовствующий Тарасюк», — сказал Фред, закусывая выпивку салом.

— Да, патриоты упрекают меня, мол, «ты сам украинец, а родил детей евреев». А между тем у евреев и у нас, украинцев, очень схожие судьбы.

— Тем, что мы, как и они разбрелись по всему свету? — спросил Фред.

— И тем, что они, как и мы, долго шли к своей государственности, — уточнил Макс.

Так, за выпивкой и разговорами, они коротали время. Вспоминали друзей, говорили о персональной выставке живописи Николая Прокопенко, о неутихающих скандалах в местном отделении национального союза писателей.

В погребок пребывали посетители. В нем стало шумно и душно, от сигаретного дыма першило в горле. Но больше всего друзей донимали любители «караоке». Они громко исполняли песни, безбожно перевирая мелодии.

— Все, я не могу больше слушать это завывание, — занервничал Макс, вытирая руки салфеткой. — Поехали, проведём этот вечер у меня на даче.

— Поедем, если на рассвете пойдём встречать восход солнца, — сказал Фред. Он с юности полюбил таинство зарождения нового дня, а с ним и новых надежд.

Оказавшись на даче, друзья расположились за столом в центре фруктового сада. Над ним свисала змеёй, покачиваясь, экзотическая лиана, привезённая Максом из Крыма. У ограды напротив рос куст кизила, привлекая внимание густой зеленью листьев и пунцовыми как капельки венозной крови плодами. Лучи закатного солнца, пробиваясь сквозь листву дерев, падали яркими пятнами на кровлю соседней дачи. Фред, прикрыв глаза, наслаждался пением птиц, в пол уха слушая жалобы Макса.

 — Я трижды обращался в городской совет с просьбой о выделении помещения под мою коллекцию, но ни разу не встречал у чиновников понимания. — говорил он, — А ведь она могла стать основой городского музея украинистики…

— Ты, Макс, не туда и не к тем обращаешься за помощью. Ищи поддержку у тех, кто ценит своё культурное наследие, и не чурается чужого, — отвечая на сетования друга Фред.

— Ты кого имеешь в виду? — спросил Макс, скосив свои хитрые глаза на Фреда.

— А хотя бы евреев! — сказал невозмутимо тот. — Благодаря их усилиям в Одессе действуют центр еврейской культуры, музей современного искусства, театр, не ровен час они и тебе помогут.

— Ну, ты дашь! — воскликнул Макс.

— Ты же сам говорил, что у евреев и украинцев схожие судьбы. А по мне, так эти два народа доказали миру свою избранность.

–Чем же? — спросил Макс.

— Как чем? Своими страданиями, — сказал Грак.

— За это следует выпить! — только и смог ответить, Макс. И друзья чокнулись чайными чашками с чёрным как загустевшая кровь вином.

Не успели они выпить по второй, как скрипнула калитка и на садовой дорожке показалась молодая женщина, рядом с которой шёл мальчик.

— Пришла моя дочь, Юля, — сказал Макс. И пошёл встречать прибывших.

Прошло минут двадцать, прежде чем он вернулся вместе с темноволосым мальчиком лет семи.

— Знакомьтесь, — сказал Макс, — это мой внук Владимир. А это — дядя Фред.

Володя оказался не по летам пытливым и вдумчивым ребенком. Он обстоятельно расспросил Фреда, где он работает, чем занимается, какая у него семья. И, вероятно, решив, что имеет дело с человеком, который может пригодиться в жизни, «забил» в свой мобильник телефонный номер Фреда.

— Володя, мы с твоим дедом собираемся на рассвете пойти встречать восход солнца. Ты с нами? — спросил Фред.

— Непременно, — ответил, не задумываясь, тот. Но на всякий случай посмотрел вопросительно на деда.

— Пойдет, обязательно пойдет, — сказал Макс. — А сейчас — спать!

Макс и Володя ушли в дом, после чего в комнате погас свет. А Фред Грак остался в саду один. Забравшись в гамак, он наслаждался тишиной летней ночи, пьянящим бризом, дующим с моря. И, замечтавшись о завтрашней встрече восхода солнца, уснул,

Проснулся он чьего-то прикосновения. Это был Макс, протирающий сонные глаза.

— Если хотим поспеть к началу восхода, надо спешить, — сказал он.

Фред как на пружинах выскочил из гамака. И к своему немалому удивлению увидел стоявшего рядом Володю. Глаза мальчика горели решимостью. Он нетерпеливо ждал, когда же, наконец, взрослые соберутся в путь.

Не позавтракав, они ветром вышли за калитку в узкий сонный переулок, ведущий к морю. Впереди по влажному от утренней росы асфальту шагал чернявый мальчик с ослепительно белой кипой на макушке. На груди у него болтался театральный бинокль.

Неожиданно в предрассветной тишине послышалось тихое пение. С каждым шагам пение становилось все громче и внятнее. Это, не обращая внимания на взрослых, пел маленький Володя:

Сонце сходить і заходить, як в раю,

Я цілую не чужую, а свою –

Житню, калинову, стиглу веселкову

Землю українську золоту,

Землю українську золоту…