Василий и трансформер

Анатолий Михайленко

                 

                                  Товарищеская солидарность

     

     Всегда жизнерадостного, улыбающегося каждой шутке или меткому словцу Василия Подкову в последнее время было не узнать. Днем он тупо молчит, избегая общения с коллегами, дома становится необыкновенно раздражительным, а по ночам  подолгу смотрит в потолок, не в силах сомкнуть глаз. Когда же его все–таки смаривает сон, он беспокойно ворочается на кровати, громко вскрикивает, бормочет что–то непонятное, как в бреду, машет руками и сучит ногами, словно пытается от кого–то убежать. 

     Его любимая жена Нюся, не выдержав таких испытаний, покинула супружеское ложе и уже несколько месяцев спит одна на кушетке. И каждый раз, когда Василий начинает кричать во сне и корчится муках, она просыпается, подходит к кровати и несколько минут, сопереживая, наблюдает за ним. «Снова от кого–то убегает»,— произносит она еле слышно одними губами, возвращается к себе, поворачивается лицом к стене и забывается тревожным сном.

Наутро Нюся в очередной раз предлагает мужу обратиться к врачам. Но тот только отмахивается.

— Ну что ты пристаешь ко мне со своими докторами! Устаю я на работе, вот и вся болезнь! — говорит Василий. И, позавтракав на скорую руку, молча, уходит на работу. Нюся уже в дверях осеняет мужа крестным знамением и в ее синих глазах проступают слезы сострадания и тревоги. Ее женской выдержке можно только позавидовать.

  На завод, где работает Василий, надо добираться, пересаживаясь на несколько видов транспорта: с автобуса на трамвай, с трамвая на троллейбус. Но ему это даже нравится. В людской толчее он на время отвлекается от тяжелых и гнетущих мыслей. Однако попав на территорию завода, он снова возвращается в мир своих кошмаров.

    Проходя через центральную проходную предприятия, на котором после окончания профтехучилища он проработал уже лет десять, Подкова каждый раз сталкивался нос к носу с уникальной скульптурной композицией. Она представляет собой Земной шар с рвущимися опутавшими его цепями и бронзовым бюстом Владимира Ленина на Северном полюсе. Стоит она на пяти чугунных литых опорах по числу лучей такой же чугунной звезды, которая служит основанием для всей конструкции. Такого метафорического и аллегорического памятника Ильичу не найти во всем необъятном СССР.

     Вот этот памятник во всей своей суровой красоте стал приходить к Василию во сне. Но не просто как символ бессмертия вождя мирового пролетариата к рядовому члену партии.  Каждый приход его сопровождается различными безобразиями, несвойственным металлическим конструкциям.

Как только Василий смежит глаза, памятник тут как тут! Возникнув в дверном проеме, вся эта массивная конструкция с Лениным наверху замирает на несколько минут. Затем она приближаться к кровати, останавливается у изголовья и бронзовый Ильич с немым укором долго смотрит на Василия. Как только тот открывает в ужасе глаза, памятник наваливается на него, пытаясь всей свое массой прижать к стене.

Мужчина, не выдержав этого смертельного натиска, вскакивает с кровати, пытаясь убежать, но памятник на своих пяти чугунных ногах–опорах следует, не отставая, за ним по квартире, так что половицы под его весом прогибаются и трещат, а стены ходят ходуном. И  убегающему Василию летит вдогонку картавое: 

— Товагищ, Подкова, где ваш пагтийный билет?!

   Василий, как спал в семейных трусах и майке, так и выскакивает на лестничную клетку, выбегает из дома и несется стремглав по улицам города, слыша за спиной тяжелую металлическую поступь памятника.

Оказавшись на территории родного завода, он не останавливается — продолжает бежать по железнодорожным путям, мимо серых зданий цехов, судов, стоящих в ремонте, штабелей металла, — и никак не может оторваться от преследователя. И только когда этот чудовищный трансформер, настигнув, пытается растоптать его своими чугунными ногами–опорами, Василий кричит от ужаса не своим голосом и просыпается весь мокрый от холодного и липкого пота…

     А начались эти неприятности после того, как Василий несколько месяцев назад, выпив с получки лишнего, так надежно заныкал свой партийный билет, что не может вспомнить, куда? И это притом, что каждый коммунист должен носить партийный билет в нагрудном кармане с левой стороны груди — возле самого сердца. И беречь его пуще зеницы ока.

      Эта красная книжечка с профилем Ленина на лицевой стороне обложки не только свидетельствует о принадлежности ее обладателя к авангарду советского общества — КПСС, и дает право на продвижение вверх по карьерной лестнице. На ее внутренних страницах ежемесячно фиксируется сумма взносов в партийную кассу, обязательно проверяемая и скрепляемая печатью секретаря парторганизации, как бы кто не сжульничал. И, попади случайно этот документ на глаза заинтересованному лицу, скажем, той же любимой жене Нюсе, она без особого труда вычислит, какую заработную плату получает ее муж и сколько денег фактически приносит в дом. И если, не дай Бог, произойдет такое, семейного скандала не избежать! И хорошо еще, если обойдется только этим.  Но оскорбленная в лучших чувствах жена может обратиться с жалобой в партийную организацию, на учете которой состоит ее муж, и тут могут последовать соответствующие оргвыводы, вплоть до партийного взыскания.   

   Поэтому, естественно, многие коммунисты прятали партбилет куда подальше. Систематически не допускал к нему свою суженую и судоремонтник Василий Подкова. И все было бы шито–крыто, если бы не этот досадный случай.

        Время шло, а поиски партийного билета не давали результата. И Василий, во всех отношениях человек обязательный и дисциплинированный, очень переживал. О чем свидетельствуют его кошмарные сны с погоней за ним этого жуткого трансформера. И неизвестно еще, чем бы все это закончилось, если бы не товарищеская солидарность.

  Когда после очередного ночного бдения Василий пришел на работу, не выспавшийся, с осунувшимся лицом, его встретил секретарь цеховой парторганизации Виктор Ленский.

— Василий Сергеевич! Вот уже полгода как вы нарушаете дисциплину. Давайте сюда партийный билет, я должен проставить в нем суммы взносов и «освятить» их своей печаткой. Не то, не дай бог, какая–нибудь комиссия нагрянет, неприятности будут. А это нам ни к чему!

Однако Василий в очередной раз отмахнулся от секретаря.

— Давай, Петрович, отложим это дело до лучших времен, — сказал он, и, собрав инструмент, ушел на ремонтируемое судно.

   Ленскому — человеку доброму, но тоже во всех отношениях обязательному, — эти наглые и постоянные проволочки коллеги уже порядком надоели. И, заподозрив что–то неладное, он собрал бюро цеховой парторганизации, пригласив на него и Василия Подкову. Тут все и вылезло наружу!

— И что, совсем память отшибло? — спросил Василия сочувственно секретарь.

— Абсолютно, — признался тот. — Перерыл всю квартиру, перетрусил все книги в своей небогатой библиотеке, в том числе тщательнейшим образом исследовал «Краткий курс истории КПСС», между страниц которого я всегда его прятал, — партбилета нигде нет!

  — А ты пробовал снова напиться до такой же степени? — спросил в свою очередь верный ленинец Иван Сидорович. — Иногда это просветляет мозги.

— Пробовал, — честно признался Василий. — Не помогло…

    Члены цехового партбюро, старые друзья Василия, сильно задумались и опечалились. Жаль было терять такого надежного товарища, проверенного годами. А за утерю партбилета строгим выговором не обойдется, могут исключить из партии…

  — А давайте его утопим, — сказал неожиданно Иван Сидорович, самый находчивый в их партийной ячейке.

  — Кого утопим, Васю? — спросил шепотом Ленский, испытав неподдельный ужас от такого предложения.

  — Да не Васю, а его партбилет! — недовольно поморщился ветеран завода, удивляясь непонятливости товарищей.

— Как ты утопишь партбилет, если его нет и в помине? — отозвался философски еще один член партбюро, Геннадий Хорев, до этого не проронивший ни слова и только смотревший на всех перепуганными широко открытыми глазами.

   После чего все замолчали и выжидающе уставились на Ивана Сидоровича как на самого опытного и мудрого. Тот, наморщив могучий лоб мыслителя, изложил товарищам свой план дальнейших действий. При этом он сурово потребовал, чтобы все поклялись, что никто, никому, никогда, ничего не расскажет. «Честное партийное! Никому и никогда!», — поклялись все члены партбюро.

   …На следующий день, когда, закончив смену, бригада слесарей–судоремонтников возвращалась по понтонному переходу с плавучего дока в цех, Василий Подкова неожиданно поскользнулся на ледяной корке и, не успев схватиться рукой за страховочное ограждение,  свалился в холодную воду. Ватные штаны и фуфайка быстро намокли и начали тянуть его ко дну. А он только размахивает руками, беззвучно открывая рот, не в силах что–либо произнести.

   Иван Сидорович, знавший еще со вчерашнего вечера, что все именно так и произойдет, быстренько снял с ограждения спасательный круг и метко бросил его утопающему  Василию.

   Тот ухватился двумя руками за спасательный круг и, неуклюже, барахтаясь, как неопытный щенок, в холодной воде, подплыл к бетонному причалу. Там его с двух сторон подхватили товарищи и вытащили на сушу. Едва ступив дрожащими ногами на твердую почву, весь мокрый, дрожащий от холода, Василий начал судорожно шарить руками по карманам своего ватника, лезть себе за пазуху, просовывал руку в штаны, уже покрывавшиеся тонкой коркой льда. И, вытаращив, как безумный, глаза, повторял хриплым трагическим голосом:

   — Билет! Где мой билет!?..

    К нему подскочили Иван Сидорович и другие участники вчерашнего заседания партбюро.

—  Вася, что с тобой? Какой еще билет?! —спросил недоуменно секретарь цеховой партийной организации Ленский.

    Но Василий, продолжал судорожно шарить руками по груди, повторяя, как бы находясь в прострации:

  — Здесь, с левой стороны, в нагрудном кармане у меня был кожаный портмоне, а в нем — мой партийный билет… Боже, что теперь со мной будет!?

   Несколько коллег–судоремонтников, подхватив еле державшегося на ногах и едва не плачущего Василия под руки, повели в цех, а затем и под горячий душ. Другие подручными средствами — совковыми лопатами и баграми, — продолжали разгребать замусоренную поверхность воды у понтона, на том самом месте, где только что едва не утонул их товарищ, пытаясь выловить его портмоне. Но, помучившись с полчаса и ничего не обнаружив, тоже разошлись.

Вернувшись домой после работы, Иван Сидорович, придумавший и организовавший это представление, довольно улыбался: «Ну и артист, Васька, отлично сыграл! Ему бы в кино сниматься, а не тянуть лямку слесаря…»

ЧП, участником которого стал член партии Василий Подкова, имело большой резонанс. Дело это слушалось на заседаниях парткома завода, Черноморского пароходства и Одесского обкома, его расследовала специально созданная партийная комиссия. Но в действиях рабочего судоремонтника Василия Подковы, ударника Коммунистического труда, примерного семьянина не было обнаружено ничего предосудительного. В тот день, когда случился инцидент, он был на роботе трезв и адекватен, что подтвердили его многочисленные коллеги и товарищи по партии. Однако за халатность, утерю партийного билета Василию все–таки влепили строгий выговор с занесением в учетную карточку …

А полгода спустя, секретарь цеховой парторганизации Ленский без лишнего шума, в узком кругу товарищей, вручил Василию новенький партийный билет с профилем Ильича на лицевой обложке.

    Когда все причастные к этому делу собрались, чтобы по традиции обмыть его успешное завершение, Иван Сидорович подошел к младшему коллеге и похлопал его дружески по плечу.

— Надеюсь, Вася, ты теперь понял, что такое товарищеская солидарность?! — сказал торжествующе старик, любивший эффектные сцены.

     Василий виновато улыбался, выказывая молчаливо искреннюю благодарность товарищам за все, что они для него сделали. Главное, думал он, теперь его не будет беспокоить по ночам этот ужасный трансформер, будь он неладен, сны его будут безмятежны, и, наконец, на супружеское ложе вернется любимая жена Нюся, так и не узнавшая причину его «болезни»…

…Августовский вечер был тих и умиротворен. Счастливый Василий Подкова шел не спеша платановой аллеей. Он чему–то улыбался и мурлыкал под нос: «Тореадор смелее! Тореадор! Тореадор!/ Знай, что испанок жгучие глаза/ На тебя смотрят страстно/ И ждет тебя любовь, тореадор,/ Да, ждет тебя любовь…»

От избытка чувств, ему хотелось осчастливить весь мир, ну, если не мир, то хотя бы любимую жену Нюсю. И он купил у старушки, продававшей на углу цветы, огромный букет ярких оранжевых хризантем. Довольный собой, он взбежал на пятый этаж и с несвойственной ему элегантностью поцеловал открывшую ему дверь жену в щечку и вручил ей пылающие огнем цветы.

Нюся, удивленная такой разительной перемене в настроении мужа, подала ему горячий ужин и удалилась в комнату. Улепетывая за две щеки говяжье жаркое, Василий обратил внимание га какой–то странный предмет, лежавший на кухонном столе слева от него и напоминавший ему что–то очень знакомое. Сердце его забилось быстро–быстро, как у воришки, пойманного с поличным. Перестав жевать, он оглянулся, и, не увидев рядом жены, потянулся к нему рукой. И ощущения его не обманули: это был утерянный партийный билет!

— Нюся! Нюся! — крикнул он, поперхнувшись, не зная еще, что она скажет ему и что он ответить ей.

— Ты где его нашла?! —  спросил он упавшим голосом, в котором соединились в одно и страх разоблачения, и стыд, и мольба о пощаде, показывая Нюсе партбилет.

— Где, где? Убиралась в квартире, отодвинула кушетку, чтобы подмести, а там он лежит весь в пыли, — ответила Нюся. — И посмотрела на мужа своими синими невинными глазами.

И Василий со всей очевидностью осознал, что закончилась его вольготная жизнь. С этого дня придется ему отчитываться перед женой за каждый потраченный рубль. При этом он был признателен Нюсе за то, что она не устроила ему скандала и ни о чем его больше не спрашивала.

В эту ночь они впервые за несколько долгих месяцев разделили супружеское ложе. И долго молчаливо лежали на спине, как два заговорщика, объединенные одной тайной, убежденные в том, что никогда и никому ее не откроют.