Ни одного лишнего звука…
(Фрагмент)
….– Как ты думаешь, Альберт, это мираж или? – спросил его отец.
– С точки зрения вероятности или относительности? – вопросом на вопрос
ответил тот.
– С точки зрения практичности! – сказал, раздражаясь, отец. – Мы хотим
знать, кто эта рыжеволосая женщина и что она делает среди арабов?
– Вы не знаете, кто эта женщина? Но и я не знаю, кто она! – сказал
Альберт. И стал делать круги, не касаясь ногами тверди, которой, как я заметил
раньше, здесь не было.
Успокоившись, он привычным движением выхватил из-под мышки
красно-коричневую грелку, которая оказалась маленькой скрипкой, и подмигнул моему
отцу. Тот взял свою лютню, встал рядом с ним. И они разом ударили по струнам.
«Марша Турецкого» Моцарта», – подумал я, очарованный музыкой.
– Вы ошиблись, молодой человек, это не «Турецкий марш», это – мой новый
«Концерт для скрипки и альта с оркестром». – сказал мужчина, стоявший справа от
меня. – Правда, музыканты безбожно фальшивят, но, поверьте, великую музыку не
испортишь даже плохой игрой…
Я повернул голову, чтобы лучше рассмотреть того, кто так бесцеремонно
проник в мои мысли. Но увидел его только спины, обратив внимание на белокурый
парик, длинный камзол с потертыми рукавами на локтях, узкие облегающие
панталоны, белые чулки с подвязками и маленькие серебряные туфельки на высоком
каблуке. Незнакомец уходил, размахивая руками, словно дирижировал оркестром.
«Это же Вольфганг Амадей Моцарт!» – догадался я, но не мог оставить
маму, чтобы пойти за ним. Мама, уткнувшись лицом в мою грудь, плакала,
повторяя: «Не может быть, этого не может быть…»
Наконец, Альберт и отец отложили инструменты. Но музыка продолжала
звучать и, казалось, никогда не закончится. Растроганный, я перевел взгляд на
бедуинов. И увидел, как рыжеволосая женщина с зеленым глазами, сидевшая на
песке среди кочевников, утёрла тайком слезу.
– А ты знаешь, кто здесь был? – спросил я шепотом отца.
– Да, бедный Вольфганг Амадей! – сказал он. – Ему очень одиноко без
любимой жены, поэтому он часто приходит к нам послушать, как мы играем.
– А почему его жена не с ним?
– Она, как и ты, не познала счастья.
Поскрипывая кожей великолепных итальянских туфель цвета граната, к нам
подошел счастливый Альберт.
– Да, в музыке Моцарта нет ни одного лишнего звука, – сказал он,
свысока посмотрев не меня.
– Альберт! Ты уже вспомнил, наконец, кто эта женщина? – спросила,
снедаемая любопытством, мама.
– Минуточку, – сказал Альберт. И, достав из-за спины портативный
телескоп, установил его на треноге и прикипел к окуляру.
Его минуточка растянулась как минимум на полчаса, а для меня так на
целую вечность. Наконец он оторвал глаза от окуляра, демонстративно стряхнул
для шика пыль с колен, которой, естественно, там не было, и сказал
торжествующе:
− А, знаете, я все-таки вспомнил, кто эта женщина!
− И кто же она? – спросила, затаив дыхание, мама.
− Шпионка!
Отец, услышав это, поперхнулся. Посмотрел на рыжеволосую женщину в
стане бедуинов, перевел взгляд на Альберта и, схватившись за живот, захохотал,
повторяя: «Шпионка! Шпионка! Ну, ты и юморист, Альберт! Ну и юморист!» − Таким
веселым я еще не видел отца…
