Вожак «Надорви ухо»

 

 

 

 

– Машка, ты зачем взяла мое ведро? – послышался грубоватый женский голос.

– Это мое ведро! Ты что не видишь, на нем буква «М», – откликнулась другая женщина, и по тембру ее голоса можно было догадаться, что она моложе и агрессивнее первой.

– Пришли уборщицы, – сказал подшкипер. – Тебе лучше уйти.

– Боишься уборщиц? – удивился я.

– Ты просто не знаешь этих мартышек. Они очень смышленые, и, увидев тебя, сразу догадаются, что во время ночного дежурства мы с тобой распивали вино, и сразу побегут наперегонки рассказывать об этом хозяину! – сказал он.

– Хозяин доплачивает им за доносительство? – спросил я.

– Вряд ли! Они это делаю по привычке, как это делали их родители и родители их родителей, – сказал подшкипер поморщившись.

– Тогда я пойду, прощай, – сказа я, и покинул ресторан «Княжа втiха».

Было бодрящее летнее утро. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь густую листву деревьев, падали мне под ноги кружевными мазками. Над моей головой порхали мячиками для игры в пинг-понг синички, раскрашенные как пасхальные яйца.

Эту идиллическую картину дополнила свора бездомных четырехлапых, выскочившая на аллею со стороны улицы Маразлиевской. Впереди, свернув бубликом хвост, и грациозно переставляя передние и задние ноги, бежала молодая ярко-рыжая сука ново-гвинейской породы поющих собак. Рядом с ней, ноздря в ноздрю, бежал крупный пес неизвестной породы «Надорви Ухо» – неформальный лидер этой шайки. А за ним следовали один за другим еще четыре тощих кобеля.

«Собачья свадьба! Невеста и пять ее женихов направляются на побережье, подальше от людских глаз…» – подумал я.

И, проводив их взглядом, почувствовал близкое родство с ними. Собаки и люди эволюционировали параллельно.  По утверждению Эрнста Геккеля, создавая Homo sapiens, природа, намешала в нем столько всего, что в этом «человеческом коктейле» наверняка есть и след Canis familliaris, оставленный им в доисторическую эпоху. 

Кроме того, я родился в Год Собаки и во время бритья нередко в зеркале вижу не отражение человеческого лица, а заспанную собачью морду. А зеркало, как известно, не врет…

 Впрочем, почему я один? Любой человек, нелишенный воображения, внимательно присмотревшись к своему отражению в зеркале, может убедиться, что я не преувеличиваю. Правда, большинство из прямоходящих идит в своем зеркальном отражении шимпанзе, а не собаку. Объясняется это тем, что в парах человек-собака и человек-обезьяна общих последовательностей в геноме больше у второй пары, чем у первой, и составляет порядка 98,8 процента. Впрочем, кого видеть по утрам в своем зеркальном отражении: собаку или человека ˗ это незыблемое право наблюдателя. Оно закреплено в гуманитарной хартии Организации Объединенных Наций.

Пока я размышлял над этими вещами, произошло раздвоение моей личности. Одна часть моего «я», продолжала, как ни в чем не бывало, следовать выбранным курсом к дому на улице Колонтаевской. А другая, – то есть я сам собственной персоной, – увязалась за собачьей стаей.

«Леня, такое с тобой случилось впервые, – отреагировал на происходящее мой мозг. – Но ты не паникуй, смирись с тем, что произошло и получай удовольствие от новых ощущений!»

Следуя в кильватере собачьей стаи, первое, что я увидел, был хвост пса, бежавшего впереди меня. В нос мне ударил тяжелый кисло-приторный запах псины. Я зримо представил себе вшей, копошившихся в густом подшерстке на его брюхе.

«Да, компания не из высшего общества!» – констатировал мой мозг, подтрунивая надо мной.

– Вши – дело наживное! Особенно когда ты лишен элементарных санитарно-бытовых условий, – ответил я, осознав всю сложность ситуации, в которой оказался.

Держась кильватерного строя, наша «великолепная семерка» во главе с ярко-рыжей сукой, «прошила» насквозь парк Шевченко, и остановилась на Лидерсовском бульваре. Заминка произошла из-за автомобилей, мчавшихся с бешеной скоростью неизвестно куда и зачем.

Присматриваясь к окнам четырехколесных монстров, за их тонированными стеклами я не увидел ни одного человеческого лица. «Им уже люди не нужны, они существуют сами по себе, управляемые искусственным интеллектом, – подумал я. – Но так даже лучше: меньше психованных дебилов за баранкой – меньше дорожно-транспортных происшествий со смертельным исходом на дорогах…» В это время один из наших, молодой сухопарый кобель серой масти, сорвался с места, бросился с лаем наперерез фольксвагену, проходившему в полушаге от бордюра, и прокусил ему резиновую шину.

К счастью, в потоке изделия мирового автопрома, появился небольшой просвет. Воспользовавшись этой оказией, наша свора пересекла без потерь проезжую часть Лидерсовского бульвара и оказалась в тихом Обсерваторном переулке. Потом мы свернули на перпендикулярно идущий Купальный переулок, повернули налево и, пробежав еще метров пятьдесят, оказались на небольшой поляне в конце знакомой уже мне улицы Черноморской, упиравшейся в забор санатория имени Лермонтова.

Одесский залив с этого места был как ладони. Грузовые суда, стоявшие на якоре внешнего рейда, небольшие яхты под парусами из-за большого расстояния казались игрушечными. Солнце уже поднялось над горизонтом градусов на шестьдесят и начало припекать. День обещал быть жарким.

Я устроился в тени акаций и наблюдал за собачьей стаей. Кобели, знакомясь с только что оккупированной территорией, обнюхивали выступы и углы заборов, стволы деревьев и кустарника, выискивая ароматные метки чужаков. Обнаружив их, они сразу же, поднимая то правую, то левую задние лапы, оставляли, где нужно, свои.