Познай счастье...
(Фрагмент)
...В то утро мой распорядок дня был
нарушен. Я лежал в кровати, не ощущая веса собственного тела. Моя сущность все еще
пребывала где-то там, в пространственно-временном континууме, где нет ни прошлого,
ни настоящего, ни будущего. Ибо все, что мы называем этими словами, там представляет
собой одно целое, без начала и конца.
Вся история планеты человечества
проплывала предо мной нескончаемой голограммой. Грандиозность увиденного восхищала,
обескураживала и огорчала меня. Невозможно было оставаться равнодушным,
сравнивая нашу планету до и после появления на ней примата, которое называют «гомо
сапиенс». Первым попался мне на глаза странный персонаж: он сидел за столом, наблюдая
за движением песка из верхней колбы в нижнюю колбу песочных часов, стоявших
перед ним. Вдруг он торжествующе возопил: «Эврика! Я – Повелитель Времени и
Пространства!»
– С этого все и началось, – сказал
кто-то тихим голосом.
– С изобретения часов! – машинально
ответил я, подумав, что разговариваю сам с собою.
– Нет, с гордыни! Все началось именно с
нее, – продолжил тот же голос.
Я оглянулся и увидел мужчину с лютней в правой
руке. Он стоял в двух шагах от меня. Но на самом деле нас разделяло расстояние,
исчисляемое несколькими поколениями. Присмотревшись к фантому, я узнал в нем моего
отца. Больше всего меня поразило не то, что он стоял здесь, радом со мной, а
то, как он выглядел. «Наверное, он был таким задолго до моего рождения», – подумал
я.
Взглянув еще раз на моложавое лицо отца,
на музыкальный инструмент в его руке, и вспомнил маму. Однажды она рассказ мне о
моем будущем отце, как он ухаживал за нею, когда она была девушкой. «Знаешь, чем
он покорил меня? Игрой на лютне и тембром голоса. В молодости он потрясающе пел…»
– вспоминала она.
– А где мама? – спросил я, волнуясь. –
Она тоже здесь?
– Она там, – сказал отец, кивнув головой.
Я посмотрел туда, куда он указал и увидел
молодую женщину в легком голубом платье, собиравшую полевые цветы. Ее воздушное
тело светилось сиренево-лиловым светом, распущенные волосы цвета спелого овса,
казалось, развевались по ветру. Она посмотрела в нашу сторону, улыбнулась и помахала
букетом, составленным из белых ромашек, синих васильков и красных маков.
– Какая она молодая и красивая! – сказал
я, не скрывая восторга.
– Сейчас твоей маме двадцать пять, –
сказал отец. – Она в том возрасте, в котором была, когда мы познакомились. – И,
помолчав минуту, продолжил: – Впрочем, все мы тут пребываем в том возрасте, когда
были счастливы.
– И всем по двадцать пять? – спросил я.
– Ну, почему же? – сказал он. – Люди
бывают счастливыми и в шестнадцать, и в тридцать, и в семьдесят лет, и старше,
– И много их здесь?
– Кого?
– Тех, которые старше по возрасту?
– Нет, но они самые счастливые из нас.
– А ты еще играешь на лютне? – спросил я,
вспомнив рассказ мамы.
– Да! Часто и по многу. К нам приходит
Альберт со скрипкой и мы с ним играем дуэтом. Маме очень нравится.
– Альберт скрипач?
– Нет, он физик-теоретик, математик,
одним словом, ученый. У него весьма почтенный возраст, и он самый счастливый из
нас.
– А что, качество счастья зависит от
возраста?
– Не всегда, – сказал отец. – Но Альберт
– особый случай. Он говорит, что всю жизнь занимался не тем, чем хотел, по
случаю он создал несколько научных теорий, первернувших взгляды ученых на
окружающий мир и Вселенную. Но ему претило жить среди людей, создавших иерархию,
начиная с богов и заканчивая более мелкими авторитетами. Он хотел только одного
– играть на скрипке. И только попав сюда, он, наконец, освободился от земных и
небесных иерархии и стал абсолютно счастливым.
– Абсолютно – что это значит?
– Это значит, что более счастливыми уже
не бывают.
– А я, отче, не чувствую себя
счастливым, совершенно! – признался я, смутив его своим ответом.
– Тебе, кстати, сколько лет?
– Тридцать шесть.
– Ты старше меня на одиннадцать лет, –
сказал он, окинув меня оценивающим взглядом. – А до сих пор еще не познал счастья?
– Может, раньше, в детстве, я и был счастливым,
но не сознавал этого.
– Это потому что ты ищешь счастье вовне,
а его надо искать внутри себя.
– У меня его и там нет…
– Тогда почему ты здесь? Таким как ты у
нас не место!
– Случайно, но я больше не буду.
– Ладно, – сказал отец примирительно.
– Пошли, мы проведем тебя к выходу, –
сказала мама.
Они взяли меня с двух сторон за руки,
как в детстве: папа – за левую, мама – за правую. Оказавшись между ними, я спросил:
– А вы знаете, где выход?
– Нет, мы даже не знаем, где вход, –
сказала мама, и оглянулаясь тревожно по сторонам. – Но тебе здесь нельзя
оставаться.
– Если ты нашел вход, то, надеюсь, отыщешь
и выход, – сказал, соглашаясь с мамой, отец, и ускорил шаг.
Мы шли кругами по восходящей, удаляясь все
дальше от того места, где встретились. Потом перешли на бег, увеличивая диаметр
кругов. А когда бежать не было сил, мы взлетели и понеслись, обдуваемые светом
как ветром. Мы летели втроем, держась за руки, оглядываясь по сторонам, надеясь
увидеть выход. Выход нигде не было. Только кванты, фотоны, бозоны и другие
элементарные частицы искрились в наших глазах.
– Альберт говорит, что, если одну из
этих частиц развернуть, как разворачивают свернутую в трубку картину, можно увидеть
много интересного, – сказал отец.
И в этот момент показались отроги каких-то
гор. Под прикрытием одной из скал волосатые мужчины-охотники разделывали тушу какого-то
крупного животного. Не исключено, что это был последний на земле экземпляр
мамонта.
– Смотрите, смотрите! – сказала мама,
указывая рукой на рослого охотника, отделившегося от общей массы с большой берцовой
костью под мышкой.
– Это – альфа-самец, – уточнил отец. – Он
идет в заросли папоротника, к себе в логово. И там, в одиночестве, обглодает
эту кость, ни с кем не делясь мясом. Именно из таких получаются вожди, короли, предводители
разбойников, президенты и далее по списку…
– Из таких волосатых, как он, началась вся
эта иерархия, которую так презирает Альберт? – сказала мама.
– Осторожно на виражах! Альберт предупреждал,
пространство искривляется, и можно запросто вылететь на обочину, – сказал,
повысив голос отец, когда мы выходили на новую орбиту. И крепче сжал мою руку.
Вот тогда я впервые и ощутил невесомость собственного тела.
Наш полет продолжался. В сизом голографическом
тумане предо мной разворачивались события, как уже свершившиеся, так и те, которые
произошли после нас. Их никто не ожидал и никто не мог предвидеть их последствия.
На очередном вираже выскочил, как чертик из табакерки, папа римский Урбана ӀӀ. С амвона
Клермонского собора он призывал собравшихся идти на Восток, освобождать Святую
Землю от неверных.
Воздев руки к небесам, он скрежещущим,
как несмазанное колесо арбы, голосом провозгласил: «Кто тут обездоленный и
бедный, там будет радостный и богатый…»
– Бойся авторитетов, – сказал отец,
поучая меня. – В первую очередь авторитетов с инициативой.
– Чем они так опасны? – спросил я.
– Как говорит Альберт, они не
сомневаются ни в своих мыслях, ни в своих поступках, – сказал отец.
И тут в кривом зеркале истории мы увидели
столбы пыли, поднятые сотнями тысяч лошадей и людей. Это крестоносцы шли на
Восток, освобождать от сарацин Гроб Господень.
А навстречу им двинулись массы сирийских
мусульман-беженцев, покинувших раздираемую войной страну. Переправившись через
Босфор, они уже идут дорогами Европы.
– Сейчас эти два потока встретятся, и
начнется страшная бойня, – сказала взволнованно мама, всматриваясь вдаль, не
заканчивающуюся горизонтом.
– Не бойся мама, – сказал я. – Они пройдут
встречными курсами, не задев друг друга.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что они начали свой смертный
путь с разницей в тысячу лет.
– Ты уверен в этом? – спросила она.
– Да, мама, уверен. Но это не изменит
ситуацию в целом.
– Почему?
– Потому что на Ближнем Востоке война продолжается.
– Со времен крестовых походов? –
удивилась она.
– Война там никогда не кончалась.
– Тогда тебе надо быстрее перебираться
сюда, к нам, – сказала мама, и с какой-то нежной жалостью заглянула мне в глаза.
– Пусть сначала познает счастье, тогда,
пожалуйста! – сказал, отрезвив маму, отец.
Я хотел ответить, но что-то попало в дыхательные
пути – может быть, это была микроскопическая пыль от девяти крестовых походов,
оставшаяся в памяти атмосферы земли, – я закашлялся, ударился головой обо что-то
твердое и отпустил руки матери и отца...
-2-
